Как русский режиссер немецкий театр взорвал

Судебные приставы катаются по небу на велосипеде. Молодая сиделка с призывно-зазывными формами превращается в черного лебедя и танцует с сатаной между березок. Трехметровый младенец играет  на рояле. Адвокат сидит на печной трубе, свесив ножки и посмеиваясь. Все это становится возможным, когда в не самый крупный немецкий город ставить на сцене Кафку приезжает режиссер из России.

Андрей Могучий поставил "Процесс" в драмтеатре Дюссельдорфа (Düsseldorfer Schauspielhaus), причем привлек к работе лучшие умы, руки, глаза и уши современного российского сценического искусства.

Мария Трегубова, талантливейшая ученица Дмитрия Крымова, стала художником постановки, превратив дюссельдорфскую сцену в сюрреальный сон, понять который немецкие театральные критики, к сожалению, смогли лишь отчасти, о чем свидетельствуют некоторые статьи, появившиеся сразу после премьеры.

Странно все-таки: зачем критики вообще пыталась что-либо понять, изначально зная, что речь идет о "Процессе" Кафки (Franz Kafka)? Или они забыли, что романа такого фактически и не было никогда? Или они ждали от Могучего чего-то задумчивого и проникновенного, чтобы потом дома с придыханием сказать: "Ах, это было, как у Чехова в "Трех сестрах"? Или, может быть, критикам не хватило в спектакле призывов к спасению Pussy Riot, которые модно нынче декламировать со сцен больших и малых, как только на горизонте замаячит российский аспект?

Краткая данность Кафки

Могучий не пошел на поводу у времени, зато пошел на поводу у Кафки. Этим и ценен новорожденный шедевр: плакатов и криков не нужно, все решается в отдельно взятой голове, вольной додумывать и понимать происходящее в меру своей собственной интеллигентности.

Проснувшись в день своего тридцатилетия, Йозеф К. сразу заметил: что-то не так… По его жизни забегали чужие люди в черных костюмах и белых перчатках - этакий особый подвид гробовщиков, жаждущих похоронить не посмертно, а заживо. Его возжелали незнакомые сладострастные женщины. Облака перевернулись неправильной стороной, да и вообще весь мир разъехался почему-то в разные стороны, кусками уведя за собой то, что недавно считалось нормой. Герой погрузился в абсурд, словно в вязкую кашу на жирном молоке. Очищенная от логики реальность засосала его окончательно.

На банковского служителя Йозефа К. в суде заведено дело. Но ни один человек не в состоянии объяснить прокуристу, когда и в чем он провинился: "Кто же эти люди? О чем они говорят? Из какого они ведомства? Ведь К. живет в правовом  государстве,  всюду царит мир, все законы незыблемы, кто же смеет нападать на него в его собственном жилище?" Развязка проста: героя в итоге зарезали, пырнув ножом в самое сердце.

Могучая компания

Перед Могучим и его командой поставили простую, но в то же время сложную задачу: "взорвать дюссельдорфскую сцену" (именно так ее сформулировало руководство драмтеатра). С чем российские постановщики справились превосходно. Если бы это было кино, то фильм бы окрестили блокбастером с потрясающими спецэффектами. 

Такого в Дюссельдорфе еще не было никогда. Возможности сцены были вычерпаны до последней ложки! Она крутилась во все стороны, раздвигая все новые и новые пространства, позволяя разместить декорации и актеров на нескольких уровнях, вращающихся вокруг друг друга. Мир абсурда, захвативший главного героя, предстал во всей красе и во всем ужасе своей нереальности. Зритель едва поспевал разглядывать детали, выплывавшие со всех сторон буквально каждую секунду. Каждую новую сцену можно было с легким сердцем фотографировать и вешать снимок на стенку.

Буйство стиля

Словно ожили герои картин бельгийского сюрреалиста Рене Магритта и пошли гулять, даря друг другу красные похоронные розы, уходя в зал или проваливаясь в черные дыры. Сочетание черного, белого и серого с редкими вкраплениями яростно-красного заставляло глаз радоваться стильной строгости.

Роль Йозефа К. Андрей Могучий доверил финскому актеру Карлу Альму. И это великолепно! Его "заторможенный" акцент упорно контрастировал с несуществующим миром, демонстрируя каждый раз, когда он открывал рот, его отличие от пучины, неожиданно поглотившей ни в чем не повинного прокуриста. Этот длинный человек с тоненькой бородкой был похож на потерявшегося в тексте Кафки Раскольникова, пытающегося хоть как-то сориентироваться между пластами вины и наказания: "Яяа откааазываюсь от услуг адвокааата!"

Убийственно хорошо: дикий танец сценических пластов, костюмов, реквизитов увлекал в красивый, но жуткий мир непонятного. Этого быть не могло. И этого не было. Будто погрузился весь зал в могучий групповой сон, а потом проснулся и не понял, что сие было, да и было ли оно вообще…

Надо сказать, отдельные немецкие критики все же не стали копаться в своих студенческих воспоминаниях о текстах Кафки и дали себя увлечь. Они-то, судя по восторженным отзывам, и получили истинное удовольствие от ТЕАТРА во всех его головокружительных проявлениях.  Думается, творение Андрея Могучего и компании надолго здесь запомнится. Оказалось, русская театральная традиция способна и на такое: просто взять и перевернуть мир с ног на голову, запустив красной тряпкой в ватные облака…

В ближайшее время "Процесс" на сцене большого зала Düsseldorfer Schauspielhaus можно посмотреть 21-го, 22-го, 30-го сентября, а также 3-го, 23-го, 24-го, 25-го и 27-го октября.