Максим Грек

К началу 16 века культурные отношения Руси с Западом стали быстро расширяться. В Москву всё больше приезжают иностранные специалисты – архитекторы, пушечники, врачи, переводчики. Да и русские начинают активно овладевать иностранными языками. Московские дипломаты, наряду с греческим языком, всё чаще изучают немецкий и латынь. Некоторые представители русской интеллигенции получили образование в западноевропейских учебных заведениях. К этому времени на Руси заметно возрастает интерес к светским наукам, философии. Всё это неотвратимо вело к «европеизации» древнерусской мысли. Одним из зачинателей этого процесса был преподобный Максим Грек, вошедший в русскую историю не только как выдающийся книжник и эрудит, но и как великий подвижник и святой.

Максим Грек (в миру Михаил Триволис) родился примерно в 1470 году в городе Арте на территории нынешней Албании. Его семья принадлежала к знатному византийскому роду. Среди предков Максима был даже патриарх Константинопольский, а его дядя поддерживал тесные отношения с Фомой Палеологом, братом последнего византийского императора Константина XI. Дочь Константина Софья Палеолог была женой великого князя Московского Ивана III. В 1480 году Максима привозят на остров Корфу, принадлежавший в то время Венеции. Там он получает классическое образование. В 1492 году Максим уезжает для продолжения образования во Флоренцию, слывшую «вторыми Афинами». В Италии, ставшей после падения Византийской империи средоточием греческой образованности, он провёл 10 лет, сотрудничая с такими выдающимися гуманистами, как Иоанн Ласкарис и Пико делла Мирандола, изучая филологические науки и литературу, переписывая греческие рукописи.

Во Флоренции Максим стал свидетелем падения власти семьи Медичи и установления республики, вдохновителем которой выступил знаменитый проповедник Джироламо Савонарола. Его проповеди о равенстве и возвращении к апостольским временам произвели неизгладимое впечатление на Максима. Очевидно, под влиянием идей Савонаролы Максим принимает решение постричься в монахи. Он поселяется во Флоренции в доминиканском монастыре святого Марка, настоятелем которого некогда был Савонарола. Здесь Максим глубоко осваивает богословие и античную философию, знание которой для доминиканцев было обязательным, поскольку считалось, что философия нужна и для защиты веры от язычников, и для понимания трудных мест Священного Писания.

Пробыв в доминиканском монастыре 2 года, Максим вдруг круто изменил свою жизнь. Наслышавшись о книжном богатстве афонских монастырей, Максим в 1504 году покидает Италию и отправляется на Афон, где через год переходит из католичества в православие и принимает постриг в Благовещенском Афонском Ватопедском монастыре, получив имя Максим – в честь преподобного Максима Исповедника. На Афоне инок предаётся чтению трудов Святых Отцов. Его любимой книгой становится «Точное изложение православной веры» Иоанна Дамаскина.

Из-за того, что Максим из гуманиста превратился в доминиканца, а затем в православного монаха, многие считают его «человеком сомнительной моральной чистоплотности». Однако это утверждение несправедливо. В ту эпоху так поступали многие; достаточно вспомнить, например, Феофана Прокоповича или Стефана Яворского.

В Ватопедском монастыре Максим провёл почти 12 лет. В 1515 году великий князь Московский Василий III направил на Афон послов с просьбой прислать ему искусного переводчика книг. Выбор пал на Максима, который был «искусен Божественному писанию и годен к толкованию и переводу всяких книг». Максим получил грамоту от патриарха Константинопольского к митрополиту Московскому и в 1518 году прибыл в Москву.

Новая жизнь Максима, поселившегося в Чудовом монастыре, началась в самой благоприятной обстановке: он сразу приобрёл известность как блестящий знаток христианского вероучения; к нему благоволил сам великий князь, посылавший ему «многоразличные брашна» от своего стола. Быстро овладев русским языком, Максим занимается переводом богослужебных книг, пишет небольшие труды (главным образом, справочного характера) об афонских монастырях, о францисканцах и доминиканцах, отзываясь с похвалой об их образе жизни.

Максим был первым на Руси учёным с действительно энциклопедическими знаниями. Его влияние на книжную культуру и на русских книжников того времени было огромно. Келья учёного афонца превратилась в своего рода клуб, где собирался кружок образованных и влиятельных при дворе лиц. В беседах речь шла о различных сторонах русской действительности. Многие высказывания Максима, говорившего о приверженности русских к обрядовой стороне вероучения и о непонимании ими основных истин православия, вызывали неприязнь у русских иерархов и ревнителей старины. Не слишком лестно Максим отзывался и о самом великом князе Василии III. Все события развивались на фоне продолжавшегося спора между «нестяжателями» и «иосифлянами» вокруг монастырской собственности. «Иосифляне» выступали за сохранение земельных наделов за монастырями, «нестяжатели» же указывали на то, что это противоречит евангельским идеалам. Максим, стараясь не вмешиваться в политические конфликты, тем не менее, тяготел, скорее, к «нестяжателям».

В 1521 году благоволивший афонцу митрополит Варлаам был вынужден оставить кафедру; через год его место занял «иосифлянин» Даниил, настроенный явно недоброжелательно к Максиму. К тому же, Максим резко осудил поставление нового русского митрополита без санкции патриарха Константинопольского. Отношения с великим князем также испортились. Максим оказался в опале и, по решению церковного собора 1525 года, был сослан в заточение в Иосифо-Волоколамский монастырь. Условия содержания узника митрополит Даниил определил предельно точно: «И заключену ему быти в некоей келии молчательне да не беседует ни с кем же, ни с церковными, ни с простыми, ни монастыря того, ниже иного монастыря мнихи точию в молчании сидети и каятись в своём безумии и еретичестве». В заточении он провёл 6 лет, и лишь по решению церковного собора 1531 года, вновь осудившего Максима, его перевели в один из тверских монастырей, где условия содержания были более мягкими.

На церковных соборах, среди прочего, Максиму были предъявлены серьёзные обвинения: искажение «богодухновенных» книг; осуждение поставления русских митрополитов без одобрения со стороны патриарха Константинопольского; отрицательное отношение к восточной политике Руси, в частности, к сближению с Турцией.

Первое обвинение было в некоторой степени небезосновательным. Во-первых, в начале своего пребывания на Руси Максиму, поскольку он ещё не знал русского, приходилось переводить греческие книги на латынь, и лишь затем они переводились на русский. Во-вторых, Максим заставлял исправлять русские богослужебные книги в соответствии с греческим каноном, поскольку в русском Часословце, например, он столкнулся, по сути, с арианским толкованием Христа. Естественно, что он «заглаживал» все подобные места, предполагая описки или небрежность переписчиков. Ему и в голову не могло прийти, что именно такое понимание Христа было достаточно традиционным на Руси и шло ещё от Иллариона Киевского. Именно поэтому Максим резко отверг обвинение в искажении богослужебных книг.

Что касается второго обвинения, то Максим Грек явно пренебрегал фактом самостоятельности русской церкви, обретённой ею незадолго до падения Византии. С 1448 года митрополит Московский стал избираться собором русских епископов по назначению великого князя, что в значительной мере способствовало укреплению московской государственности. Отрицательное отношение Максима к этому факту свидетельствует о его политической наивности. Третье обвинение так и осталось недоказанным, хотя Максим действительно часто встречался с турецким послом, греком по национальности, и резко выступал против русско-турецкого союза.

За время своего «обрусения» в монастырских тюрьмах в течение добрых 30 лет Максим оставил огромное литературное наследие, оказавшее значительное воздействие на все стороны духовной жизни московского общества и воспитавшее целое поколение восточнославянских книжников. В соответствии с афонской традицией, Максим стремился очистить церковное вероучение от мирских страстей и человеческих преданий. В качестве моральной альтернативы он выдвигал учение о 4 добродетелях: мужестве, целомудрии, надежде и любви. Причём наибольшее значение он придавал мужеству, с которым он связывал свои представления о свободе воли.

Теме свободы воли Максим посвящает несколько своих сочинений. Свободу воли он противопоставляет различным астрологическим учениям, опровергая мнение тех, кто верит в «схождения звездные» и усматривает в них причину «богатства и сана началственного» одних и «убожьства и безславия» других. Согласно Максиму, всё, чего добивается человек, исходит от «Содетеля Отца», но достигается упорством и трудом самого человека. Науку, как и астрологию, Максим считает вредной, однако польза от неё превышает «скверну». Он ставит науку по одну сторону, а христианскую веру – по другую, отводя каждой своё место в иерархии духовных ценностей.

Философия, по мнению Максима, не может заменить богословие, ибо ей не достаёт главного: простой, нерассуждающей веры. Особенно ополчился Максим против аристотелизма, а точнее, против католической доктрины, пытавшейся опереться на логическое учение Аристотеля и Стагирита. В «Слове на латинов» Максим обвиняет западное богословие в извращении христианской истины. На его взгляд, «латинстии сынове ко угождению аристотельского художества» не только люто раздирают «ризу церкви, истканную из вышняго богословия», но и искажают апостольскую истину. Максим признавал лишь один путь богопознания – веру. Праведники, указывал он, познают Христа «верою токмо и всякого художества словесна отбегают», они не смеют «ничтоже мудрствовати кроме, яже Священное Писание предаде нам». Максим резко осуждал «иосифлян», отступивших от этого пути и избравших другой – путь рассуждения и логического доказательства.

Максим Грек умер в 1556 году. Почитание преподобного началось уже вскоре после его смерти, однако причислен к лику святых он был лишь недавно – в 1988 году. В 1694 году имя Максима Грека вносится в «Иконописный подлинник». В нём указывается, как следовало его изображать: «сед, брада широка и плеча закрыла до персей, в камилавке, ризы преподобничи, книга в руках. В книге слова: «Вера кроме благих дел мертва есть».