15.12.2001 Мода на голоса
Мы затрагиваем такое широкомасштабное культурное явление как мода: да-да, именно мода, в данном случае - мода на голоса, на интонации, на стиль речи.
«Изменились времена?», - скажете вы. Да, конечно. Но не только. Принципиальное решение быть в эфире не только «голосом», но и «человеком за этим голосом» - это тоже отражение духа времени. Если угодно – моды.
Разумеется, мода на голоса существовала ещё задолго до появления радио и телевидения. Один из ярких примеров – мода на голоса кастратов, которая появилась - пришедшая, по всей видимости, в Европу с Востока - ещё во времена средневековья. Эта мода на звенящие серебряным колоколом, взвивающиеся ввысь до небывалых высот лишённые эроса, как будто ангельские голоса расцветает пышным цветом в Европе в эпоху барокко... и умирает в начале 20-го века с последним кастратом человеческой истории: его звали Алессандро Мореши.
Вообще мода на высокие голоса – будь то контртенор, женское сопрано или пение фальцетом - преследует человечество на протяжении всей его истории. Многие учёные – от историков культуры до биологов – пытались выяснить причины обаяния высоких голосов, находя самые разные объяснения, но примерно сходясь во мнении, что подоплёка этой любви – эротическая.
Даже уйдя в прошлое, барочная мода ещё почти два столетия продолжала жить в драматическом театре – в оперном, речитативном характере декламации – вплоть до театральных революций 20-х годов...
Сегодня эти «раскаты» и «перезвоны» звучат скорее комично.
«Высокомерие, холодность, равнодушие, пренебрежение к собеседнику должны звучать в голосе, и это считается сегодня в Германии «изысканным»,
- жалуется Фридрих Ницше на «голосовую моду» пришедшейся на конец 19-го века «кайзеровско-вильгельмской эпохи», -
Эту так называемую «изысканность» я слышу в голосах молодых чиновников, учителей, женщин, торговцев. Даже маленькие девочки – и те уже копируют этот «офицерский язык». Да-да, потому что именно он, прусский офицер, является прародителем этих звуков».
Мода меняется лишь после Первой мировой войны – не в последнюю очередь и с появлением и развитием радио (не будем забывать, что до того «звучащее слово» существовало лишь на сцене).
Впрочем, мода на голос и манеру говорить – одна из самых устойчивых мод вообще, и ещё долгие десятилетия – пока были живы представители эпохи – ненавистный Ницше «прусский тон» звучал в Германии, как и всё старомодное, оттеняя и подчёркивая новую моду. Кстати, в большой мере на конфликте голосов и «говорений» построен и (как бы мы сказали сегодня) саунд-трек знаменитого фильма Йозефа фон Стернберга «Голубой ангел»: «прусско-офицерский» звон, холодный, признающий лишь дисциплину и подчинение против чувственного, соблазнительно-растленного голоса нового времени...
В двух словах напомню о сюжете фильма, в основу которого легла новелла Генриха Манна «Учитель Гнус»: деспотичный и занудный преподаватель гимназии, прозванный учениками Гнусом, влюбляется в певичку кабаре по имени Лола-Лола. Страсть к прекрасному, но порочному «голубому ангелу» ломает карьеру несчастного учителя, а затем и его жизнь. Голос кино-Гнуса (его сыграл шестидесятилетний Эмиль Яннингс), сперва столь стальной и жёсткий, постепенно смягчается, растапливаемый сладким ядом голоса Лолы - Марлен Дитрих. В конце фильма полностью деморализованный Гнус переходит на плачущие, детские интонации – голос Лолы остаётся прежним: свободолюбивые и порочные 20-е годы торжествуют над прусским прошлым...
Но торжество оказывается непродолжительным. В тридцатые года у неблаженной памяти прусского офицера появляются два наследника: фанфара и тенор-саксофон.
Голос-фанфара (кстати, он окажется долгожителем, дожив почти до конца 50-ых) звенел в сводках с фронта, трубил по радио и из репродукторов во время парадов и демонстраций.
Тенор-саксофон был предназначен для менее официального употребления: он должен был удовлетворять эмоциональные потребности граждан...
И тенор-саксофон переживёт свою эпоху, расцветя пышным цветом в шлягере 50-х годов...
А как же мода на женские голоса? Ну, во-первых, по сравнению с мужскими, она находится в загоне: скажем, на бурно растущем музыкальном рынке 30-х годов записи с женскими голосами составляют всего около 20 процентов. Равноправие в этой сфере наступил лишь примерно в 60-е годы. Особого разнообразия женская «вокально-голосовая мода» 30-х годов также собой не представляет: за редкими экзотическими исключениями (типа Цары Леандер), женским голосам полагалось звучать примерно как у Марики Рёкк.
Кокетство, ребячливость, озорство, наивность – таков спектр чувств и эмоций, которые полагалось выражать женскому голосу. И ни в коем случае не более того. Мода, которую уничтожит лишь феминистическое движение 60-х.
Но вернёмся к мужчинам...
В 50-е годы «голос эпохи» снова «сломался», и на смену мягким и сладким тенорам прежних десятилетий пришли низкие, прокуренные басы. Особенно обильно они были представлены в популярных телесериалах «Бонанца» и «Дымящиеся кольты». На «диком западе», в джунглях больших городов, в задымлённых барах полагалось говорить прокуренным басом...
С кино- и телеэкранов мода на низкие голоса с хрипотцой перекочевала и в радио-эфир, и на эстраду. Низкий голос стал одним из символов мачо-моды 50-х, и получил столь тотальное распространение, что появление группы «Битлз» в конце 60-х стало для публики шоком прежде всего в чисто акустическом плане. В одной из первых критических статей автор окрестил «Битлз» «пятёркой поющих микки-маусов».
«Love, love, love» стало пощёчиной духу времени, в том числе и в чисто «голосовысотном» плане...
С «Битлз» высокие голоса снова вошли в моду – и, кстати, до сих пор из неё не вышли. Обилие именно высоких мужских голосов на эстраде и в эфире порою прямо-таки поражает.
Но чем выше становились мужские голоса, тем более низкими голосами говорили и пели женщины, что, в общем-то, и объяснимо: ведь и то, и другое было проявлением одной и той же социальной тенденции.
К концу 50-х женщины отвоевали, пусть и скромное, но всё же место рядом с мужчинами в теле- и радио-эфире. Так, вечернюю новостную программу «Тагесшау» на первом канале немецкого телевидения, которую вели два диктора, мужчина и женщина, в шутку называли «мышка у микрофона» - действительно, дикторским считался голос в диапазоне высокого сопрано. Остальное было делом всё той же моды: путём тренировки можно «поставить» голос чуть выше или чуть ниже. Вам, наверное, известен тип женщин, которые до старости лет говорят сюсюкающими, детскими голосами? Это, конечно, тоже вопрос выбора и внутренней установки. Человек формирует свой голос, как и свою внешность и свои взгляды на мир.
Низкие женские голоса, ворвавшиеся на эстраду в 60-е годы, до радио- и телеэфира добрались лишь в конце 60-х. Дагмар Бергхофф стала первой женщиной с голосом в альтовом диапазоне, которой было «позволено» вести новости на первом телеканале...
К 80-м годам в теле- и радио-эфире установился известный баланс между высокими и низкими, мужскими и женскими голосами. А что можно сказать о «новейшей истории»? 90-е годы можно назвать годами «торжества индивидуализма». К микрофонам прорвались журналисты.
Дикторы стали перерастать в ведущих и комментаторов. Центральным стало понятие «персонэлити» - ярко выраженной индивидуальности ведущего. Не только авторские передачи, но и выпуски новостей начали нести этот личностный отпечаток. При этом ни внешний вид, ни причёска не давали особого простора для самовыражения: перед камерой по-прежнему появлялся аккуратно причёсанный человек в пиджаке и галстуке. Поскольку цветом воротничка рубашки и формой узла на галстуке можно выразить лишь ограниченный спектр эмоций, то главным орудием индивидуальности стал голос. Ничто так не западает в человеческую память как лёгкая «инакость», отклонение от нормы: шрам, родинка – или дефект голоса. Эти-то дефекты теле- и радио-ведущие и журналисты начали буквально культивировать. Манера грассировать или произносить раскатистое «эр» (на северо-немецкий манер), лёгкий региональный или диалектный акцент – способов отличиться не так уж мало.
Особенно у корреспондентов входит в моду голос, шершавый, как наждачная бумага. Надтреснутый, хриплый, простуженный и прокуренный, он как будто говорит о невзгодах, перенесённых при выполнении профессионального долга, и придаёт правдивости и оригинальности звучащему тексту. Если в Германии когда-нибудь будет создан музей голосов, то сообщения Герта Руге, в течение многих лет – московского корреспондента телерадиокомпании АРД, займут достойное место в его коллекции...