"Зекамерон": тюремные рассказы Знака прочли в Берлине

Звучит почти невероятно - презентация дебютной книги рассказов начинающего автора собирает полный зал не самого маленького Театра имени Максима Горького в двух шагах от Унтер-ден-Линден в центре Берлина. А сами рассказы со сцены вместо автора целый час читает нобелевский лауреат по литературе, с нежностью произнося имя человека, которого она никогда не видела. Его, как и Горького, зовут Максим, и он в этот момент находится в помещении камерного типа внутри одной из белорусских колоний - то есть, в тюрьме внутри тюрьмы. Связь с внешним миром там отрезана - нельзя ни получать, ни отправлять письма, - и о своем берлинском успехе он, скорее всего, узнает со значительным опозданием.

Текстовый документ со словарем жаргона

Писателя зовут Максим Знак, это известный юрист, вместе с Марией Колесниковой входивший в штаб кандидата в президенты Виктора Бабарико. Красивый, сорокалетний мужчина в дорогих костюмах летом 2020 года демонстрировал, что белорусские протесты - вовсе не движение уличных маргиналов, как его пытались представить власти, и со временем стал одним из лидеров оппозиции. С сентября 2020 года он находится за решеткой, через год суд приговорил его к десяти годам заключения по обвинению в участии в заговоре с целью захвата власти.

Издатель Катарина Раабе (Katharina Raabe), отвечающая за восточноевропейское направление в знаменитом немецком издательстве Suhrkamp (в Восточной Европе, пожалуй, нет писателя, который не мечтал бы издать в нем книгу, но удается это единицам), на берлинской встрече рассказывает о своем знакомстве со Знаком так: "Как-то я получила мейл от знакомой белорусской писательницы. В нем был переданный из тюрьмы текстовый документ, который - милая деталь - сопровождался словариком тюремного жаргона. Уже первая строчка текста показала, что это - серьезная литература".

"Знак - настоящий писатель"

Если прочитать новость о том, что белорусский оппозиционер Максим Знак издал в Германии книгу, то она кажется, в первую очередь, политическим событием - еще одно разоблачение режима Лукашенко, на котором, кажется, и так клейма ставить негде. Но для немецкого книжного рынка это означает, в первую очередь, появление нового писателя. Книга была издана в престижном издательстве, и эти рассказы читала со сцены нобелевский лауреат по литературе Герта Мюллер (Herta Müller) не потому, что Знак в Германии хорошо известен (долго жившую в Германии Марию Колесникову здесь знают гораздо лучше). А потому что издатели сочли эту книгу свежей и талантливой.

Историк Фолькер Вайксель (Volker Weichsel), ставший одним из переводчиков книги, едва ли не обиделся на корреспондента DW, спросившего, можно ли назвать Максима Знака писателем. "Писатель - это не тот человек, который ходил на писательские курсы, а тот, кто сумел воспринять тот опыт, который дала ему жизнь, и облечь его в слова. Да, Навальный тоже с юмором пишет о своем тюремном опыте, но Знак первый превратил это в законченную литературную форму, и именно он может стать родоначальником нового направления тюремной прозы. Так что да, Знак - настоящий писатель", - эмоционально объясняет он.

Снеговик Маша и рыбные котлеты

Знак передавал свои тексты через письма родным - тюремная цензура вряд ли пропустила бы истории о зверствах силовиков и острую политическую критику, так что рассказы писателя, объединенные в цикл "Зекамерон" (в котором соседствуют "Декамерон" и жаргонное слово "зэк"), в основном, повествуют о тюремном быте, в котором приходится как-то устраиваться.

"Чтобы понять, что такое храп, надо запереть от 5 до 15 мужчин в одной тесной комнате. Среди них точно окажется несколько храпунов", - пишет Знак о своем опыте тюремной бессонницы. В другом рассказе герои разбирают на части рыбные котлеты, чтобы понять, из чего они сделаны - найденный в них рыбий глаз не приносит облегчения. Еще в одном содержится инструкция о том, как нужно спать днем, чтобы не заметил охранник - с открытой книгой или развернутой газетой на коленях. Один из самых трагичных текстов - рассказ о вылепленном в тюремном дворике снеговике по имени Маша, которая принесла в серый тюремный мир воспоминание о красоте. Простояла Маша недолго - скучающий охранник разбил снеговика ударом в живот.

Рассказы полны юмора, но не того юмора, который заставляет зал взрываться хохотом, а того юмора, который необходим для выживания в тяжелых условиях. "Юмор - последнее, что остается, когда у тебя забирают все остальное, - объясняет со сцены Герта Мюллер. - Юмор - заразная болезнь. Ведь камера - это компания случайных людей, ты не можешь выбрать себе соседей, приходится приспосабливаться, а юмор делает людей выносимыми. Мы все любим людей, у которых есть юмор, это сближает нас в одну общность".

Тюремная проза из Беларуси 

Послевоенной немецкой литературе с ее мощной гуманистической традицией чужды как героические позы, так и революционные манифесты. Потому спокойный мягкий стиль Знака (в нем совсем не чувствуется ненависти, несмотря на несправедливый суд и огромный срок), его "эзопов язык", на который немало сил потратил переводчик Вайксель, и рассказы, в которых герои разбирают рыбные котлеты, пришлись по душе немецким издателям, и, что было заметно по реакции публики, немецким читателям. "Чтобы написать эту книгу, Знаку необходимо было хотя бы мысленно покинуть тюрьму. А читателю, чтобы понять эту книгу, нужно переместиться в камеру", - подводит итог Герта Мюллер в конце мероприятия.

Можно надеяться, что такая перемена мест (подумать только, Знаку удалось мысленно переместить в белорусскую тюрьму нобелевского лауреата) окажется благотворной для всех сторон. Однако о своем успехе писатель, которого в Германии называют родоначальником направления, узнает, скорее всего, не скоро - а пока что на обед у него, наверное, снова будут рыбные котлеты.

Смотрите также: