Борис Эйфман: Мне никто не навязывает Некрасова

"Главное для нас - реакция публики. И сегодня вечером мы были абсолютно удовлетворены", - признался после премьеры спектакля на немецкой земле Борис Эйфман. Публика, собравшаяся в зале фестивального дворца в Реклингхаузене, устроила артистам стоячую овацию. Хореограф, прилетевший в Германию всего на один день, тем не менее, нашел время для интервью DW.

DW: Борис Яковлевич, вы привезли на этот раз спектакль "По ту сторону греха" по "Братьям Карамазовым" Достоевского. Первый раз вы поставили "Карамазовых" в 1995 году. Насколько изменился спектакль?

Борис Эйфман: 1995 год, когда я поставил "Карамазовых", - это был пик перестройки, обновления умов и идей в России. Я накинулся на эту тему, потому что она была очень созвучна тому времени, в котором мы жили. Спектакль имел большой успех, но вскоре сошел с репертуара. У меня была ностальгия по этому спектаклю, и я его решил возобновить. Но когда я начал работать над спектаклем уже в 2012 году, я понял, что прошло 17 лет, за это время изменилась страна, изменился я, изменилось мое отношение к проблематике Достоевского. Это не ремейк, это абсолютно новое видение романа. В этом спектакле процентов 80 новой хореографии, масса новых сцен и идей.

- В чем отличие от "Карамазовых-1"?

- Тот спектакль был более социальный. Этот - более личный. С другой стороны, темы Достоевского - это вечные темы: проблема греха и его искупления. Это та проблема, с которой человек рождается и живет. Человек смертен, а значит он уже обречен на трагедию своей жизни. Это ощущение смерти преследует человека, это страх смерти, гнетущее давление того, что ты - это временная песчинка в этом мире. А с другой стороны, хочется прожить хорошо, ярко. А как ярко? Грешить? Или все-таки жить с богом?

- Интерес к Достоевскому не ослабевает - в частности, в Германии, где, например, буквально на днях состоялась премьера новой оперы по "Бесам". Как вы думаете: почему именно Достоевский является столь мощным магнитом?

- Достоевский - человек крайностей. Он доводит до изнеможения, на разрыв аорты. И именно это дает возможность попытаться найти ответы на какие-то вечные, "проклятые" вопросы. Сегодня наблюдается тупик, нравственный, духовный кризис, кризис искусства, морали, смысла жизни. Люди в массе своей, если брать Европу, обеспеченные, нет войны, слава богу, люди не голодают. А чем жить? Ради чего? Чтобы так вот сидеть и пить пиво? Или есть что-то более важное и ценное? Достоевский является очень мощным провокатором, заставляющим людей остановиться и задуматься.

- Вы уже в третий раз приезжаете на фестиваль в Реклингхаузен, чем для вас важна именно эта площадка?

- Я люблю своего зрителя. Публика, которая пришла сегодня на спектакль, уже ждет встречи с нами, это не случайные люди. С другой стороны, у нас все еще нет своей сцены в Петербурге - правда, обещают к 2017 году построить Дворец танца. Пока же для нас очень важна гастрольная деятельность.

- Мы живем в эпоху больших кризисов самого разного характера. Один из них - кризис русского балета, который вы недавно охарактеризовали как связанный с отсутствием крупных личностей. Если мы посмотрим на немецкие балетные труппы, мы обнаружим большое количество хореографов и танцовщиков из России. Не связан ли этот кризис с утечкой кадров - в частности, в Германию?

- Российская балетная школа имеет такие глубокие традиции и возможности! У нас огромное количество школ, мы могли бы сегодня обеспечить профессиональными кадрами и российские, и западные театры. Наша проблема - не отъезд артистов, а качество их подготовки и профессионализм. Я создал академию танца год назад, мы будем готовить универсальных артистов, готовых танцевать и классику, и современную хореографию.

- Мы с вами находимся в Рурской области - можно сказать, на родине современной немецкой хореографии: рядом город Вупперталь, "вотчина" Пины Бауш (Pina Bausch). Какое для вас имеет значение современная немецкая хореография, будь то Бауш, Саша Вальц (Sasha Waltz) или Джон Ноймайер?

- Это очень разные хореографы, конечно. Джон Ноймайер - имя очень близкое и дорогое, и я с восхищение слежу за его творческим долголетием и фанатичным отношением к балетному искусству. Я почти не знаком с Сашей Вальц и видел лишь несколько работ Пины Бауш. Мое отношение к ним самое коллегиальное и доброе. И Ноймайер, и Вальц, пусть и по-разному, держат танцевальное искусство в Германии на очень высоком уровне. Проблема только в том, что, как мне кажется, балет воспринимается в Германии как искусство все-таки "не свое". Музыка, опера - это для немцев "наше все". А танец, балет - нечто, привнесенное извне.

Я думаю, что не сложилось пока немецкой традиции балетного воспитания. Но это явление в мире повсеместное: никак балетное искусство не может вырваться на тот уровень, который оно заслуживает. Традиционно оно воспринимается как искусство все-таки развлекательное. Это моя большая печаль. Мне кажется, что балет - это искусство, которое в XXI веке должно занять лидирующее положение, потому что в нем сконцентрированы все знаки, символы нашей истории. Не случайно балет, поставленный в Петербурге, понимают во всем мире. Мы являемся представителями русского современного балета. Мы вобрали в себя все лучшее, что собрано мировым балетным искусством, но сохранили и принципиальное отличие русского балета, в котором главным является духовность.

- В отличие от политических знаков, которые понятны не всегда: например, буквально на днях пришло сообщение, что по требованию министерства культуры России из программы Московского международного книжного фестиваля были исключены два спектакля как противоречащие "принятым в российской культуре традиционным нравственным ценностям". До этого разразилась дискуссия на тему "Россия не Европа". В рамках дискуссии о том, каким должно быть современное искусство, министр культуры Владимир Мединский упомянул именно ваши спектакли как позитивный пример, противопоставив их "чему-то непонятно кубистическому и корявому". Как вы к этому относитесь?

- То, что министр культуры ценит мой театр, на мой взгляд, замечательно. Было бы ужасно, если бы это было не так. Но в этом нет никакой спекуляции: я моим творчеством не стараюсь получить оценку министра культуры. Министры культурыменяются, а моему театру 37 лет. В Советском Союзе нам пришлось пройти через очень тяжелые испытания, когда нас просто уничтожали, не давали творить. Или в период перестройки, когда была с одной стороны свобода, а с другой - хаос и безденежье.

Я считаю, что у меня сегодня в России идеальные условия для творчества: я имею поддержку государства, и моральную, и финансовую. С другой стороны, меня никто не контролирует и не навязывает мне никаких тем и идей. Например, я сейчас ставлю балет по мотивам Фицджеральда "Ночь нежна". Там американская музыка, американский сюжет. Но никто не спрашивает меня, почему я не ставлю, скажем, Некрасова. Мой судья - это мой зритель.

- Считаете ли вы, что должен существовать некий государственный, официальный канон и свод правил, регулирующих формы существования искусства?

- Мне кажется, что некий моральный цензор существует в каждой стране. На большой сцене нельзя показывать то, что можно показывать в каком-нибудь полуподвале в узком кругу специальной публики. Искусство - это не только самовыражение, но и общение с людьми. Сильный моральный цензор существует и в Америке, и, я думаю, в Германии тоже. Но тут, как и во всем, важны мера и такт. Я не думаю, что это должна быть командная система, но поколение, выросшее после перестройки, должно обрести какие-то высшие ценности.

- Последний вопрос: у вас в труппе много танцовщиков, родившихся и выросших, а то и учившихся на Украине. На атмосферу в театре как-то сказываются события последних месяцев?

- В нашем коллективе все абсолютно спокойно. Мы стараемся, чтобы артисты, которые приехали к нам из Украины (а таких у нас, вы правы, много), ни в коем случае не почувствовали, что что-то происходит за стенами нашего театра.

Спектакль "По ту сторону греха" ("Beyond Sin") гастролирует в Германии благодаря проекту La Saison Russe, в рамках которого немецкая публика регулярно знакомится с балетными и драматическими спектаклями из России. Спектакль можно посмотреть в рамках фестиваля Ruhrfestspiele: 13, 14 и 15 июня.