Валери Чепланова: Не хочу быть на сцене одна

Валери Чепланова (Valery Tscheplanowa) была тихим и замкнутым ребенком, обожавшим математику. Родилась она в 1980 году в России. В восемь лет ее привезли в Германию. Здесь она выросла, окончила высшее театральное училище имени Эрнста Буша и вот уже почти десять лет играет на немецкой сцене: в берлинском Deutsches Theater, во франкфуртском Schauspiel, теперь - в Мюнхене. За роль Нюрки в пьесе "Цемент", с которой мюнхенский Residenztheater был приглашен на столичный фестиваль "Театральные встречи", показывающий лучшие постановки сезона, ей присудили престижную премию имени Альфреда Керра. Интервью DW актриса любезно согласилась дать на русском языке.

DW: Валери, позвольте поздравить вас с наградой. Вы рады или принимаете ее как должное? Вас называют чуть ли не лучшей актрисой Германии. Есть еще куда двигаться наверх?

Валери Чепланова: Я очень рада. К тому же на вручении был такой прекрасный и неожиданный момент: приз мне преподнесла Эдит Клевер. Великая актриса и мой кумир. А движение наверх - это продолжение работы с моими любимыми режиссерами. Движение, скорее, в глубину.

- В драматический театр вы пришли через танец и кукольный театр. Нашли в итоге то, что искали?

- Я очень рада, что танцевала и училась на актера театра кукол. Все это мне очень пригодилось. Я всегда хотела стать актрисой. Но был страх, могу ли я? Поэтому такой путь.

- Театр для вас - работа или смысл жизни?

- Не знаю, имеет ли жизнь смысл. Но вот работать с людьми и быть с людьми - это я очень люблю. В зале же собирается по 200 человек, по 600. Им что-то рассказывать, вместе с ними что-то переживать… Я и не знала, что так люблю театр. Узнала это я, уже играя. Первой была любовь к литературе. Я очень быстро поняла, что для того, чтобы быть с поэтами в контакте, надо их играть.

- У вас нет телевизора, вы ищите контактов с людьми, которые ценят тишину и одиночество. Что дает вам такое общение?

- Это тоже идет от сцены. В первый момент, когда выходишь на сцену, ты видишь зрительный зал полный людей. Они сидят тихо. И я заполняю эту тишину. Потому так важно уметь терпеть тишину, уметь быть в тишине и с самим собой. Я люблю людей, которые это могут. У меня есть знакомая монахиня. Она мечтала стать танцовщицей. Мы с ней очень похожи, хотя и выбрали такие разные пути. Театр для меня - это пространство и зрители, каждый из которых приносит с собой свою историю, свои мысли.

- И вы их чувствуете?

- Да, конечно. Надо обладать силой для того, чтобы объединить это пространство, все эти головы, в которых что-то там творится. Если они смеются, то не описать, как это прекрасно. Или если кто-то плачет. Но это требует много работы, от режиссера тоже. Заставить людей открыться - такое редко получается.

Мне еще важно понимание с режиссером. Многие режиссеры приходят с уже придуманной концепцией. Я люблю, когда режиссера интересует мой мир. Слушать друг друга - от этого все только выигрывают. У меня четыре таких режиссера: Димитр Гочев, Филипп Пройс, Бернхард Микеска, Рене Поллеш. С ними я работала или работаю на равных.

- На немецкой сцене бывает очень громко и наигранно эмоционально. А вы скорее недоигрываете, чем переигрываете. Такая сдержанность, за которую вас очень хвалят, это от природы?

- Нет, это сознательно. Я всегда работаю через зал. А люди в зале сидят в полной тишине. Мне нужно, чтобы они на меня не просто смотрели, а чтобы они со мной вместе были. И чтобы установить контакт со зрителями, я должна быть в состоянии, похожем на их состояние. Потом уже я могу уходить из этого состояния. И брать их с собой. Я не хочу быть одна на сцене. Я хочу быть с партнерами, конечно, но и с публикой. И для этого я их "ищу". И тут нужна сдержанность.

- Как воспринимают вас ваши коллеги по театру? Как русскую? Как немку? Или же просто как актрису без каких-то национальных особенностей?

- Все очень непросто. Думаю, что во многом я - русская. Мне Кирилл Петренко как-то сказал после спектакля: "О! Вы играете по-русски по-немецки". То есть играю, как русская актриса, но говорю по-немецки. Так оно и есть.

Русских актеров в кино, например, я больше понимаю или чувствую, чем немецких. Но я очень люблю немецкий язык. И мне очень интересно "искать" немецких актеров на сцене. Часто это трудно, и у нас бывают конфликты из-за того, как я играю. Но я это очень люблю. Бывают и смешные моменты. Вот год назад мы играли "Стеллу". И один мой любимый партнер после спектакля подходит и говорит: "Вот, смотри, как ты меня поцарапала. Опять по-русски играла. Я сейчас домой пойду к моей жене. Как это ей объяснить?"

- Так вы же сдержанная…

-Ну, бывают пьесы, где и синяк могу поставить, если надо...

- Часто приходится слышать, что выходцы из бывшего СССР своей эмоциональностью отличаются от тех, кто родился на Западе. На сцене, выходит, это тоже чувствуется.

- Да, но есть такой еще момент. Я много старых немецких фильмов смотрела, записей театральных постановок, скажем 1920-х годов. До войны немецкие актеры играли по-другому. Видимо, война что-то сломала.

Люди стали прятаться в цинизм. И манеры кричать на сцене, типичной для современного немецкого театра, на мой взгляд, раньше не было. Эдит Клевер, например, - одна из актрис старой школы. Как она пользовалась голосом! Не громко, но с такими нюансами, с такой пронзительностью! Впрочем, думаю, в людях это еще есть, но они боятся показывать чувства. После войны надо было переработать прошлое, надо было понять, как обращаться с пафосом, с любовью. Думаю, что это все вернется. Но нужно время.

- С кем из российских режиссеров вы хотели бы поработать?

- Я снялась у Ильи Хржановского в его огромном проекте "Дау". В театре мне Анатолий Васильев интересен. Но на российской сцене я еще не играла. А хотела бы.

- На Западе любят модернизировать классиков. Как вы к этому относитесь?

- Я считаю, что не надо бояться играть пьесы в костюмах того времени, когда они были написаны. Надо идти в это время, искать это время. Про "сейчас" современные драматурги пишут.

- А как же универсальность? Вечность?

- Это остается. Если тема универсальная, то платье ей не повредит. Найти то и другое интересно. Не надо играть Марию Стюарт в короткой юбке. Она выходила к своим обвинителям в одежде, которая полностью закрывала ее тело. И мне так надо делать, играя ее.

- Современный немецкий театр дает вам то, что требует ваша актерская душа?

- Честно говоря, мне трудно играть в спектаклях, где только немцы. Я бы даже сказала, не получается. Но в мире сегодня рядом оказываются люди самого разного происхождения. И это хорошо. Я и сама уже больше не русская, но и не немка. Я научилась здесь жить. Но мне нужен контакт с людьми, которые, как я, приехали сюда. Отовсюду. Смесь и разнообразие - это хорошо.