Принуждение к патриотической любви

Чем хуже - тем патриотичнее. Чем ближе к войне - тем больше призывов к самопожертвованию. Чем острее геополитическое одиночество - тем гнуснее казенная риторика особого пути и особой духовности. В России, где История вертится волчком, так получалось всегда. Нынешнее выращивание патриотизма - третье по меньшей мере deja vu, если иметь в виду имперские патриотические кампании Николая Первого, Александра Третьего и Сталина.

Новая думская идея кодификации русского патриотизма - не просто желание окончательно превратить Россию в военную крепость, обнести стеной и задраить все ворота. Это как бы любовное приглашение в прокрустово ложе очередного, на этот раз патриотического, тоталитаризма.

В 1990-х годах Россия испытывала некоторое законотворческое смущение оттого, что государство и отдельные личности никак не могли понять, что же все-таки важнее: бюрократия или свобода. Оглядываясь на Запад, где человек - мера всех вещей, тогдашняя Россия, тем не менее, видела этот лозунг как свой идеал. Слова Джеймса Джойса о том, что он не хочет умирать за Ирландию, пусть Ирландия умирает за него, из иронической писательской фронды давно превратились в Европе в политическую реальность. В России, напротив, время потекло вспять, скорее даже не в прошлое, а в темную вечность. Слова Джойса, если их перебросить на российскую реальность, сейчас уже выглядят верхом русофобства.

Конечно, мы все - интеллигенция, средний класс, либеральные партии, студенты тех лет - виноваты, что не учли силу возврата в вечность. Мы жили тогда идеей освобождения, но кого освобождать и зачем - терялось в тумане. В то же время бандиты и силовики делили пирог, и он весь достался сильной власти.

Однако победа государства над человеком в ХХI веке не может не быть призрачной. Развитие технологий, клиповое сознание, - все это дробит государственное мышление. Государству приходится прибегать к фундаментальным идеологиям, если оно хочет быть сильнее человека.

Путинская Россия строит себя на патриотизме - как она его понимает. Конечно, это куда слабее, чем когда-то коммунизм, который имел тенденцию размножаться в нищете многих стран и быть всемирным явлением. Патриотизм локализован в одной стране. У него имперское содержание плюс претензии на сферы государственных интересов вокруг. Его расширение возможно лишь за счет таких же представлений о господстве государства над человеком в некоторых странах Африки или Латинской Америки, отчасти в Китае, но там свои версии местного национализма, который не включается в русский мир.

Если вчитаться в строки думского законопроекта о патриотическом воспитании, видно, что это мертвая азбука, написанная мертвыми людьми и ничего, кроме обратного результата, воспитание патриотизма, возложенное на президента, государство и окологосударственные структуры, не даст. Что будет? Сползание страны в бунт, который вспыхнет то тут, то там: от дальнобойщиков до протестных гуляний и т.д. На этом поскользнулся Александр Третий всей своей огромной царской массой и вынес Россию в революцию.

Почему я говорю о мертвой азбуке, о мертвых словах? Потому что они противоречат человеческой сущности. "Дурно пахнут мертвые слова", - писал Николай Гумилев. Авторы законопроекта, желающие воспитать патриотические чувства, ставят знак равенства между государственным патриотизмом и любовью к родине, преданностью отчизне. Но всем должно быть ясно: любовь нельзя воспитать, преданность - тоже. Можно привить чувство страха, запугать насилием, но любовь самозарождается, не слушая советов "воспитателей".

В этом отношение любовь к стране похожа на любовь полов. "Стерпится – слюбится", - это сегодняшнее требование государства к населению. И не только государства. На всех парах несется на защиту власти идеологический бронепоезд РПЦ. Патриарх выступает против выдуманной им же самим идеи человекопоклонничества, которую он обнаружил в мировом либерализме.

Зачать патриотический тоталитаризм, который все сведет к идее защиты государства с оружием в руках или без оружия, будет практически невозможно. Не хватит на это живого человеческого желания, мертвые слова лишь заморозят всякую социальную жизнь. А эта заморозка и будет имитацией зачатия, застой придется выдавать за страстные объятья народа и государства.

Некая политическая бесхитростность, скажем так, народа дала государству возможность на какое-то время привлечь к себе поклонников русского Крыма и Новороссии. Но Новороссия лопнула, а Крым погрузился в депрессию. Сирия добавила еще большей неопределенности. Федеральный телевизор выходит из моды.

Государственный патриотизм - последний клапан авторитаризма и первый знак назревающего тоталитаризма. Он нацелен на разгром любого независимого движения, на закручивание гаек в политике и культуре накануне президентских выборов 2018 года. Принуждение к патриотической любви по сути своей близко к неуклюжему насилию, отставляющему в памяти одно омерзение.

Виктор Ерофеев, писатель, литературовед, телеведущий, автор книг "Русская красавица", "Хороший Сталин", "Акимуды" и многих других, кавалер французского Ордена Почетного легиона.

Смотрите также: