"Книга бастарда": оперы и скандалы знаменитого немецкого режиссера

Ханс Нойенфельс (Hans Neuenfels) - отличный рассказчик, из тех, что встречаются обычно в театральной среде: каждая байка превращается у него в маленький спектакль, каждая старая история вырастает в захватывающую драму, в каждом анекдоте появляется неожиданная мораль. Наверное, ему много раз говорили: "Ханс, ты должен все это записать!" И Ханс записал. Получился фолиант в пятьсот с лишним страниц и весом чуть ли не в килограмм, в суперобложке, со множеством цветных иллюстраций. Обычно такого рода "труды жизни" не обещают ничего хорошего и интересны в лучшем случае узкому кругу семьи и друзей. Но у Нойенфельса, как часто в его жизни, в привычном жанре получился необычный результат.

Его "Книга бастарда" ("Das Bastardbuch") - закамуфлированный под мемуары роман о жизни Германии и в Германии, с послевоенных лет до наших дней, главный герой которого сознательно объявляет себя "бастардом", то есть в данном значении изгоем, выскочкой, черной овцой и белой вороной. Такое у него ампула, такой жизненный принцип. Особенно интересна эта книга для человека, уже много знающего о Германии, но не выросшего в этой стране. Благодаря роману Нойенфельса смыкается связь времен, становится ясной логика некоторых скрытых общественных процессов и художественных явлений. В частности, история появления так называемого "режиссерского оперного театра", патриархом и живым символом которого является Ханс Нойенфельс.

Тахикардия от математики

Начинается книга как "роман взросления". В Крефельде, в благополучной бюргерской семье, растет отвратительный мальчишка, избалованный и капризный, которого назвали Хансом в честь погибшего на войне дяди. В школе он пишет на имя директора письма с требованием освободить его от уроков математики, поскольку "при виде логарифмической линейки у него начинается тахикардия". Познания, путешествия, первые поражения и любовь делают из него сносного человека, но социальная позиция "бастарда" остается неизменной: он не такой как все, он - другой.

Следующие главы книги читаются как энциклопедия немецкого театра, славная история которого писалась в Вене, Штутгарте, Франкфурте, Западном Берлине. В шестидесятые годы Нойенфельс успел поработать практически со всеми великими, сперва - в качестве актера (он учился актерскому мастерству и режиссуре в знаменитой школе Макса Рейнхарда в Вене), затем - в качестве ассистента режиссера драматического театра.

В течение года Нойенфельс работал личным секретарем художника-сюрреалиста Макса Эрнста (Max Ernst). Его рассказы о знаменитом Париже шестидесятых и разговоры с Эрнстом (пересказанные в книге с почти подозрительной подробностью) интересны сами по себе - и не только тогда, когда собеседники выясняют, что устрицы по вкусу напоминают не столько море, сколько русалок. Авторитеты? Моцарт, Бетховен, Клейст, Бюхнер, Эйнштейн, Рембрандт, птицы, любовь и свобода. Смерть? "Нет, смерть не авторитет, смерть – это диктатура".

От "старых нацистов" до "новых диких"

С этим парижским багажом наш "граф Нулин" едет "казать себя, как чудный зверь" в консервативную немецкую глубинку – в Трир, где его ожидает первый ангажемент в театре. Нойенфельс насаждает неведомые в здешних краях "хэппенинг" и "акционизм". Он, в частности, предлагает всем поучаствовать в символическом сносе трирского кафедрального собора - "особое приглашение всем старым нацистам". Скандал, разнос, расторжение контракта, эйфория.

Любой фрагмент биографии Нойенфельса по-своему интересен. Те, что считаются эпохальными с точки зрения статьи в немецкой "Википедии" (первая работа в оперном театре - "Трубадур" Верди в Нюрнберге в 1974 года, прорыв с "Аидой" во Франкфурте-на-Майне шесть лет спустя), в контексте повествования кажутся не неожиданными всплесками таланта, а зримыми результатами внутренних процессов немецкого театра, плотью от плоти которого является "бастард".

От "Идоменея" и "Лоэнгрина"

Досадливо и с большим сарказмом описывает Нойенфельс эпизод с его постановкой оперы Моцарта "Идоменей". На третий год после премьеры, в 2006 году, бдительные критики религиозной терпимости "вдруг" заметили в одной из сцен три отрубленные головы (Будды, Христа и пророка Мухаммеда). То, как раздувается скандал, втягивающий в себя все более авторитетные фигуры политического истеблишмента, походит в описании Нойенфельса на классическую комедию положений.

Лирический эпизод - "роман" Нойенфельса с Вагнером и Байройтом, связанный с постановкой оперы "Лоэнгрин". Вошедший в историю как "спектакль с крысами", "Лоэнгрин" Нойенфельса, как выясняется, очень личное осмысление сути любви и всего "человеческого, слишком человеческого". Настолько личное, что репетиционный период почти семидесятилетний (по состоянию на 2010 год) режиссер не мог вынести без ежедневной дозы алкоголя и наркотиков ("к счастью, в Байройте есть отличный врач, который делал мне ежедневные инъекции"). Вообще, по ходу "мемуарного романа" пьют, курят (не только табак) и глотают снотворное в таких количествах, что остается удивляться отличной творческой форме Нойенфельса, который за свою жизнь поставил 139 спектаклей и продолжает работать над двумя-тремя постановками в год.

Впрочем, за ним со страницы на страницу следуют три ангела-хранителя: сын Бенедикт, пес Ойген и жена, известная актриса Элизабет Триссенаар (Elisabeth Trissenaar). Элизабет! Спасительница, как в вагнеровском "Тангейзере". Жизнь как театр, театр как жизнь, - тяжкий, любимый, неизбежный крест.

Автор: Анастасия Буцко
Редактор: Ефим Шуман