Когда умерла певица Жанна Фриске, мой коллега Максим Кононенко, известный своим жестоким чувством юмора на грани фола, пошутил: "Россияне несут цветы к посольству Жанны Фриске в Москве". Шутка, может быть, и циничная, но наблюдение верное. Фриске была популярной певицей, и скорбь по ней была массовой, а "цветы к посольству" в наше время - это уже такой штамп, синоним массовой скорби. Не траурные манифестации или богослужения, не первые полосы газет (кто сейчас вообще читает бумажные газеты?), а именно гора цветов у ворот диппредставительства символизирует массовую скорбь в России.
Приграничная территория
Цветы к посольствам в трагические дни носят в самых разных странах, но выскажу гипотезу, что в России это особый, эксклюзивно российский траурный ритуал, и цветы москвичей у американского посольства в России после теракта в Орландо - это не совсем те же самые цветы, что и у посольства США, скажем, в Берлине.
Цветы у посольства - это самый социопатический из публичных траурных ритуалов. Здесь можно обойтись без организатора, без согласования с властями или повышенных мер безопасности. Тротуар у посольства не экстерриториален, но все же это не просто тротуар, а приграничная территория, которая требует сдержанности и тишины, и потому у посольства невозможны те безобразные сцены, которые время от времени можно наблюдать, скажем, на месте убийства Бориса Немцова, где в борьбу с самодельным мемориалом время от времени вступают либо коммунальные рабочие, либо прокремлевские ультрас.
Нет, ни в коем случае нельзя сказать, что выкладывание траурных цветов у посольской ограды - какой-то акт гражданского мужества или оппозиционное высказывание, просто эти цветы существуют вне основного пространства общественной скорби или общественной мысли. То есть принести цветы к посольству значит не только выразить соболезнование. Это значит - уйти оттуда, где в очередном ток-шоу очередной "медиагерой" торжественно произносит: "Людей, конечно, жалко, но…"
Так им и надо?
"Людей, конечно, жалко, но" - иногда первые слова от этой формулы отваливаются, и она просто начинается с "но". Примеры искать не надо, они повсюду - вон, в эфире "Эха Москвы" гость студии, рассуждая о случившемся в Орландо, сказал, что убийца сделал то, о чем давно тихо мечтала вся "одноэтажная Америка".
Это был журналист Орхан Джемаль, но имя вообще не имеет значения, на его месте мог бы быть кто угодно, высказывания такого рода в современной России давно стали нормой, и напрасно слушатели ругают ведущих эфира, не сумевших остановить или переспорить гостя. Как бы мог выглядеть такой спор? Мол, нет, позвольте, американцы не мечтали о таком убийстве?
Не бывает таких споров, в которых одна сторона говорит на одном языке, другая на другом, и между ними нет переводчика. А этот второй язык - тот, в котором об убийствах мечтают, или тот, в котором о терактах всерьез говорят, как о возмездии, или даже тот, в котором драки футбольных фанатов приветствуются и противопоставляются гей-парадам. Именно так выступил генерал Следственного комитета Владимир Маркин.
Опасный социальный эксперимент
Этот язык в России сегодня вытесняет привычную человеческую речь, но пока он еще не восторжествовал окончательно, двум языкам приходится сосуществовать вместе, и это, как оказалось, довольно невыносимо. То, что у нас когда-то называлось общечеловеческими ценностями, теперь размывается то ли пародийными, то ли постмодернистскими нравами псевдотрадиционного общества, в котором оком платят за око и зубом за зуб, а напасть на слабого считается доблестью.
Это можно считать масштабным социальным и культурным экспериментом - нет, конечно, вряд ли в каком-то кремлевском сейфе хранится пошаговый план архаизации россиян, но ведь и катящийся с горы и увеличивающийся по мере своего движения снежный ком катится безо всяких инструкций и формул. Но он катится и скоро станет лавиной.
Эта новая культура, в которой память о войне исчерпывается формулой "можем повторить", убийство французских карикатуристов становится поводом для массовых митингов с осуждением убитых, а могила убитого политика превращается в место действия для похабных телешоу.
Дело даже не в том, что рано или поздно такие эксперименты упрутся в дискуссию о допустимости каннибализма (или даже без дискуссии - просто однажды кто-то скажет, что это допустимо, и все), а в том, что они уже перестроили российскую общественную мораль до такой степени, что с западной она соотносится примерно так же, как российская железнодорожная колея с европейской: чтобы поезд смог проехать из одной страны в другую, нужно долго и утомительно менять под ним вагонные тележки.
Неизвестно, было ли это целью российских экспериментов с общественным сознанием, но ширина невидимой моральной колеи уже изменена, а сменных тележек, кажется, нет. Те тротуары у посольств - исчезающе малое пространство, на котором пока нет этого "людей, конечно, жалко, но". Когда-нибудь исчезнет и это пространство, но пока оно есть, и москвичи несут цветы к посольству США - в память об убитых в Орландо.
Автор: Олег Кашин - независимый журналист и писатель, основатель и главный редактор информационного ресурса kashin.guru. Автор еженедельной колонки на DW. Олег Кашин в Facebook: Oleg Kashin