«На восток или в Висбаден?»
Проходящий во второй раз в городе Висбадене фестиваль восточноевропейского кино «Go East» сталкивается с первыми трудностями
В прошлом году в западногерманском городке Висбаден впервые прошёл фестиваль восточноевропейского кино «Gо East». В опубликованном манифесте фестиваля любой желающий мог прочитать, что «Go East» - международный кинофорум нового типа, призванный отразить изменившиеся социальные, психологические и политические условия в странах Центральной и Восточной Европы. Его цель – способствовать более интенсивному международному обмену и использовать при этом фильм как средство культурной интеграции».
Созданный по инициативе Германского Института Кинемотографии (Der Deutsche Filminstitut, DIF) – важнейшей в Федеративной Республике организации, занимающаяся теорией и практикой кино, - новый фестиваль был встречен весьма приветливо – прежде всего, самими кинематографистами, прессой и политиками:
Европа расширяется, границы внутри континента становятся всё более прозрачными. И вполне естественно, что жители Западной части континента с любопытством, хоть и некоторым беспокойством вглядываются в восточные туманы. А кино как ни одно другое средств передачи визуальной информации не отражает жизнь страны и состояние её ментальности столь многообразно и живо, как кинематограф.
Однако уже в этом году зазвучали первые критические голоса. Причиной, заставившей заговорить скептиков, стал прежде всего более чем скромный интерес к фестивалю со стороны тех, для кого он, собственно проводится – немецкого зрителя. Нужен ли Германии третий фестиваль восточноевропейского кино – ведь существует такой представительный форум как фестиваль «пограничного кино» в Зельбе, на восточной границе Германии, отметивший в этом году свой четвертьвековой юбилей, и фестиваль восточноевропейского кино в Коттбусе. Целевые показы кино из Восточной Европы проходят и в Дрездене, Берлине Кёльне и других городах. И уместно ли призывать «Go East!», «Вперёд, на восток!», находясь при этом в самом что ни на есть западном Висбадене? Мой коллега Йохен Кюртен попытался ответить на этот вопрос.
Представим себе следующий сценарий: в Гамбурге открывается большая ретроспектива Энди Уорхолла, в Мюнхене одновременно – выставка американского поп-художника Клауса Ольденбурга, а Кёльнский Людвиг-музей в то же время проводит инвентаризацию своей коллекции и тоже решает устроить выставку поп-арта. Ну и что? Никому и в голову не придёт заявить, что две из этих выставок – лишние, или что Энди Уорхоллу – не место в Гамбурге.
Нужны ли Германии три фестиваля восточноевропейского кино? По мнению директора висбаденского фестиваля «Go East», Клаудии Дильман, задавать подобные вопросы может только тот, кто вовсе не интересуется киноискусством как таковым:
- Попробуйте обнаружить фильмы из Восточной или Центральной Европы в программах кинотеатров Германии! У вас ничего не получится. Увидеть эти фильмы практически нет возможности. Впрочем, та же судьба постигает и «авторское кино» из других стран. В этой ситуации кинофестивали приобретают новое значение: лишь они удерживают «кинопроцесс» на плаву, не дают ему скатиться в беспросветный мейн-стрим.
Не будем сейчас обсуждать причины этой ситуации – они очевидны и сложны одновременно. И дело тут не в каком-то злонамеренном нежелании немецких кинопрокатчиков показывать кино восточноевропейских режиссёров. Во многих странах – в том числе, и в бывших республиках Советского Союза, - кино только начинает выходить из состояния тяжелейшего кризиса. Пока оно ещё просто не «созрело» для широкого проката в Западной Европе – в первую очередь, по чисто техническим параметрам. Но это живое, динамично развивающееся кино, говорящее ярким и свежим языком о проблемах, которые понятны и интересны, в том числе и западному зрителю. Кстати, на фестивале обращало на себя внимание концентрация «человеческого фактора»: целый ряд фильмов был посвящён проблемам маленького человека в стремительно меняющемся мире. И если фестивали пока – единственная возможность увидеть молодое восточноевропейское кино, то пусть их будет как можно больше.
Полагает мой немецкий коллега Йохен Кюртен. Он не сомневается, что сложности, с которыми приходится сталкиваться сталкиваться фестивалю «Go East» - это всего лишь проблемы роста, и публика Висбадена – города с богатейшей традицией культурных взаимоотношений с Россией и другими восточноевропейскими странами, - вскоре «распробует» «другое кино» и уже в следующем году залы популярных кинотеатров «Каллигари» и «Бэмби», в которых проходят фестивальные показы, пустовать не будут. С радостью присоединяясь к его надеждам, я позволю себе однако пару критических замечаний по по повду программы фестиваля. В этом году она явно перегружена ретроспективами – от классики 20-30 годов, фильмов Александра Довженко, до старых картин Параджанова, Овчаренко, Иштвана Сабо – последний, кстати, почтил фестиваль личным приездом. Стоило ли показывать с и без того спорной «Молитвой за Гетмана Мазепу» Юрия Ильенко его слабые ранние фильмы, да к тому же сопровождать всё это теоретическим докладом на тему «Этно-сюрреалистические аспекты в украинском кино»? Ведь очевидно, что публику куда больше интересуют актуальные, молодые фильмы самого широкого круга тем – от «Дильхяроя» («Танца мужчин») узбекского режиссёра Юсупа Рагузова до «Автопортрета с матерью» эстонца Эдварда Ойя.
Словом – «Больше жизни, друзья»!
Йохен Кюртен/Анастасия Рахманова
Месяц «Чёрного квадрата» - картина-манифест Казимира Малевича интересует не только экспертов и банкиров. Один из её вариантов экспонируется сегодня и в Германии
«Стирая «чёрный квадрат», я продолжаю дело Малевича» - полагает кёльнский художник Георгий Пузенков
К следующей теме. Перефразируя известное изречение основоположников марксизма, можно сказать, что в последнее время ”призрак ”Черного квадрата” бродит по Европе”. С самим этим произведением ”революционера в искусстве” Казимира Малевича, а также с его различными версиями, ипостасями и римэйками в Германии и России в последнее время оказались связаны сразу несколько крупных культурных событий. В России, как вы, должно быть, уже неоднократно слышали, культовая картина должна была быть продана в прошедшую субботу с аукциона «Гелос», однако в последний момент была по не совсем ясным причинам с аукциона снята и отправлена в Эрмитаж для дополнительной экспертизы. К этой теме мы ещё вернёмся в конце передачи, а пока отвлечёмся от российских страстей.
”Освобожденный взгляд. Русское искусство от реализма до абстракционизма из собрания Московской Третьяковской Галереи (1880-1930)” - так называется выставка, проходящая зимой и весной этого года в главном художественном музее города Оснабрюка - Музей истории и культуры Феликса Нуссбаума.
Выставка эта - передвижная, то есть в дальнейшем, в ближайшие 3 года она будет показана в Рейкьявике, Любеке, Линце, Цюрихе и Людвигсхафене. На выставке представлены около ста живописных и графических работ русских художников - от Репина до Малевича. Григорий Козлов рассказывает:
По замыслу кураторов выставки, экспозиция должна показать западному зрителю отход русского реалистического искусства от фигуративности и социальной сюжетики к духовному и абстрактному. Процесс ”освобождения” живописи начинается с Репина, представленного эскизом к ”Бурлакам на Волге” и портретами, и работ младших передвижников и логично завершается В. Кандинским и К. Малевичем.
Разумеется, при вывозе этих шедевров из Москвы в Европу, необходимо было застраховать их на огромную сумму. Общая сумма страховки составила около 43 миллиона американских долларов. Чтобы найти эти деньги, устроители выставки обратились за поддержкой к оснабрюкским предпринимателям, предложив крупным фирмам выбрать себе по вкусу ”подшефное произведение”, уплатить страховочный взнос и за это получить рекламу в залах музея. Имена ”шефов” указаны на этикетках экспонатов выставки.
Экспозиция начинается в старом неоклассицистическом помещении Музея, где сама архитектура вполне адекватна произведениям русских реалистов второй половины 19 века. Здесь вполне уютно чувствуют себя работы И. Левитана и В. Сурикова, П. Кузнецова и Н. Гончаровой. А вот последний, конструктивистски-абстракционистский раздел выставки экспонируется в суперсовременном здании, построенной знаменитым Даниэлем Либескиндом (он же выстроил и прихотливый лабиринт Еврейского музея в Берлине).
В этом здании с 1999 года размещается собрание работ живописца Феликса Нуссбаума, еврейского художника, прожившего недолгую , но весьма драматичную жизнь. Он родился в 1904 году в Оснабрюке, а погиб в 1944 году в Освенциме. В 1970 году его кузина подарила городу Оснабрюку коллекцию его работ ( около 100 произведений). В последующие годы музейные работники Оснабрюка нашли и добавили к собранию еще около 70 работ. В 1995 году город провел международный архитектурный конкурс на проект дома-музея Нусбаума. Даниэль Либескинд выиграл его в борьбе с 300 конкурентами. Выстроенное им в 1998 году здание, действительно, пример символической архитектуры. помогающей выразить трагическую судьбу художника.
Именно здесь, в экспрессионистическом по духу пространстве, размещен главный объект выставки из ГТГ - ”Черный квадрат” Малевича
(версия 1929 года), подвешенный в углу зала как настоящая ”икона” русского авангарда. Культовая картина 20-ого века стала кульминацией экспозиции, обстоятельно повествующей о достижениях русской живописи. Она же послужила причиной того, что музейная чинность выставки была нарушена.
С 1 марта соседом подлинного Малевича по залу стала гигантская современная картина ”Стертый Малевич” (250 x 250 см). Ее автор - московский художник Георгий Пузенков, последние годы живущий и работающий в немецком городе Кельне. Его картина представляет собой гигантский компьютерный экран. На экране - всё тот же чёрный квадрат, который будто тает на глазах, стираемый «по пикселю» незримым хозяином компьютера. «Полустёртый квадртат» находится «визави» со своим знаменитым прообразом.
Идея художественного проекта Пузенкова состояла не просто в том, чтобы стереть ”Черный квадрат” на экране компьютера и живописно, с помощью разработанной художником системы особых ”шаблонов”, воспроизвести результаты этого процесса на огромном холсте.
Главное - это возможность выставить картину ”Стертый Малевич” в одном зале с подлинным ”Черным квадратом”, то есть вести творческий диалог с великим мэтром с помощью средств современного искусства, расширяя тем самым его границы, чем собственно всю жизнь занимался и сам Казимир Малевич.
Немецкий искусствовед, доктор Ульрих Хайцман, комментирует проект Пузенкова следующим образом:
Диалог между Малевичем и Пузенковым развивается так же, как все реальные разговоры: разговаривающие стороны обмениваются любезностями, но иногда доходит и до трений и споров.
Стирание, уничтожение чего-то это, разумеется, критический жест. Но это же в равной степени присутствует и в самом ”Черном квадрате”. Таким образом, своему виртуальному ”Черному квадрату”, во время
его стирания, Пузенков не делает то же самое, что делал, – причём сразу на нескольких уровнях - и сам Малевич, работая со своей картиной. Ведь и исходный Черный квадрат это уже результат уничтожения, точнее ретуширования. Рентгеновское обследование подтверждает то, что видно невооруженным глазом, под первым ”Черным квадратом” находится другая, более ранняя, а затем закрашенная работа Малевича”.
А вот как объясняет свой проект сам художник Георгий Пузенков:
”Процесс стирания изображения на экране компьютера это, на самом деле, процесс замены черных пикселей белыми. Результаты этой борьбы затем переносятся на настоящий холст и оказываются в обрамлении изображенной на холсте рамки компьютерного интерфейса. Тем самым картина демонстрирует столь актуальную для современной культуры полемику между ”дигитальным изображением” и классической живописью”.
В середине 90х годов Георгий Пузенков начал создавать работы, где изображение оказывалась заключенным в компьютерную рамку. Очевидно, что то, что первой работой в рамке стал ”Черный квадрат” Малевича было отнюдь не случайно:
”Для меня это был первый в мире независимый от Малевича квадрат, потому что моя интерпретация была такова: рамка нарисована вокруг пустого экрана компьютера. Компьютер стал для меня символом современного сознания. Когда я понял, что в наше время контакт зрителя с искусством происходит через библиотеку зрительных образов, я задался вопросом, кто приносит в наше сознание все эти образы? Ответ был очевиден: компьютер, созданная человеком искусственная память, которой можно пользоваться, переписывать тексты, создавать гиперсписки и комбинировать все со всем. Именно компьютер стоит на границе между вчерашним и завтрашним, и именно его и надо рисовать. А прежде всего надо запечатлеть файл. При этом сам квадрат оказывается, не нарисован, а на холсте оказывается черный экран с рамкой, Таким образом, в этой работе впервые возник объект, который, будучи виртуальным, не является по сути геометрическим”.
В 1997 году в твоем творчестве появилась первая работа из цикла ”стертых картин”. Она называлась ”Стертый Раушенберг”. А Малевича, вот , ты стер совсем недавно. Почему?
”Когда я сделал первую стертую работу, это был еще вполне постмодернистский жест: Раушенберг стер Де Кунинга, а я стер его самого, но позже я начал новый этап. Для меня теперь важно, что стирание тоже позитивно, оно рождает новую форму.
Вот я стираю ”Квадрат” Малевича, и в этом заключается и художественный жест, и пластический результат: я нахожусь в диалоге с текстом Малевича, я могу с ним делать, что хочу, не повреждая его. Скандально известный актом вандализма над настоящим холстом Малевича художник Бренер тоже находился ”в диалоге”, но он протекал в зоне жизни, а не в зоне искусства.
Я уничтожаю ”Черный квадрат” Малевича, но при этом связь между мной и им сохраняется. Более того, усиливается непрерывность этой связи. Малевич присутствует сейчас в моей работе, но проходит через новейшие компьютерные технологии. И в результате появляется метафора, так необходимая в искусстве”.
О том, чтобы ”Черный квадрат” пережил любые ”уничтожения”, не только воображаемый как у Пузенкова, но и настоящие, если это не дай бог случится, позаботился сам Малевич. Он написал несколько вариантов своей самой знаменитой картины. Три из них находятся в музеях: один в Русском музее в Санкт-Петербурге, а два в Третьяковке. Как раз один из третьяковских вариантов и демонстрируется на выставке в Оснабрюке. Но есть еще один ”Квадрат”, четвертый, который еще не обрел музейного пристанища и, он то и является сейчас предметом спора. Картина, находившаяся в коллекции разорившегося «Инком-банка», должна была быть продана в прошедшую субботу с аукциона «Гелос». Однако в последний момент картина была снята с аукциона. Комитету Кредиторов «Инком-банка» рекомендовали провести дополнительную экспертизу картины в Эрмитаже. Причём речь идёт не об оценочной, а именно о технической экспертизе. Нужна ли таковая объективно? Есть ли повод сомневаться в подлинности картины? Этот вопрос я задала нашему автору – историку и искусствоведу Григорию Козлову, занимавшемуся целым рядом спорных вопросов, связанных с российским искусством начала 20-ого века.
- Вообще-то нет....В коллекцию Икомбанка этот шедевр попал из семьи художника, поэтому сомнений в его подлинности ни у кого не возникает. Если перефразировать ходячую фразу о ”Черном квадрате” как об иконе авангарда, то инкомбанковский квадрат был личной иконой его творца, поскольку оставался с Малевичем до самой смерти.
Очевидно, что снятие картины с аукциона – это попытка так или иначе удержать её под контролем государственных институций. Как сказано в пресс-релизе, опубликованном дирекцией «Эрмитажа», «Черный квадрат» - это достояние национальной культуры, поэтому без всесторонней экспертизы невозможно оценка данного произведения». Раз так - почему вообще необходимо продавать эту картину с аукциона? Почем нельзя её просто взять и передать в государственный музей?
По закону имущество банкрота должно пойти с молотка, чтобы возместить потери кредиторов. Именно поэтому ”Черный квадрат” придется продавать, а не просто передать в один из ведущих музеев в зачет долгов Инкомбанка государственным учреждениям. Кстати среди них есть музеи: одному Пушкинскому музею, у которого ”Черного квадрата” как раз нет в коллекции, Инкомбанк задолжал несколько миллионов долларов. До сих пор фигурировавшая в прессе стартовая цена ”Квадрата” в пределах миллиона долларов несопоставима с его подлинной стоимостью на мировом рынке. Для сравнения, в 2000 году на аукционе в Нью-Йорке не столь знаменитая, как ”Квадрат” работа Малевича ”Супрематическая композиция” ”ушла” на аукционе за 15 миллионов долларов. Проблема в том, что зарубежные клиенты на аукцион в Москву не поедут. Произведения искусства, созданные после 1945 года из России вывозить запрещено, а купить за сумасшедшие деньги картину и повесить ее в офисе своего московского филиала вряд ли придет в голову владельцу ”Майкрософта” или ”Мицубиси”. Так что остаются российские любители искусств и, хотя это и очень проблематично из-за хронической нехватки денег, российские музеи. А возможен и такой вариант: какой-то меценат купит шедевр Малевича и, чтобы остаться в истории, подарит его, например, в Эрмитаж.
В любом случае патриотам беспокоится нечего: по ”Черным квадратам”, в отличие от пасхальных яиц Фаберже, где первенство держат американцы, Россия так или иначе останется вне конкуренции.