Низкокачественные медикаменты на европейском рынке
Представление, будто поддельные лекарственные препараты наводняют рынки только развивающихся стран, уже не соответствуют действительности. Сегодня подделки нередко проникают и на рынки Европы и Северной Америки. Совсем недавно громкий скандал разразился в США, где после инъекции безобидного, казалось бы, гепарина – антикоагулянта, то есть средства, препятствующего свёртыванию крови, применяемого для профилактики и лечения тромбозов, – у более чем 700 пациентов случился анафилактический шок, 19 из них спасти не удалось. Как оказалось, эти случаи были вызваны препаратом, произведённым в Китае и содержавшем вещество, хоть и похожее по составу на гепарин, однако всё же не вполне гепарин. Конечно, утверждать, будто лавина подделок захлестнула американский и европейский рынки, было бы сильным преувеличением, но тенденция однозначна и не может не вызывать тревогу. Во всяком случае, на прошлой неделе в Вюрцбурге прошёл симпозиум, на который съехались эксперты по борьбе с подделкой медикаментов из многих стран Евросоюза, и им было что обсудить. А ведь ещё совсем недавно проблема так остро не стояла. Всего каких-то 20 лет назад европейская фармацевтическая промышленность практически всю свою продукцию, то есть не только готовые лекарства, но и их ингредиенты, производила здесь же, в Европе, и технология на этих предприятиях контролировалась чрезвычайно строго. Но в начале 90-х годов ситуация начала меняться, – говорит нидерландский химик Крис Ольденхоф (Chris Oldenhof), один из руководителей Объединения европейской химической промышленности:
Если посмотреть сегодня на медикаменты на европейском рынке, то окажется, что лишь 20 процентов произведены в Европе. А ведь всего 2 десятилетия назад этот показатель составлял 80 процентов, то есть имело место обратное соотношение. Объясняется это, в первую очередь, конкуренцией из Азии.
В Азии сегодня имеется несметное количество мелких предприятий, способных производить лекарственные препараты гораздо дешевле, чем в Европе. В Китае насчитывается около 5-ти тысяч таких мини-фирм, в Индии – около 10-ти тысяч. Беда в том, что среди них предприятия, реально обеспечивающие соблюдение технологии производства и принятых в Европе стандартов качества, составляют ничтожную долю. Крис Ольденхоф говорит:
Лишь 1 процент всех азиатских производителей более или менее отвечают тем критериям, строгого соблюдения которых мы требуем от любого европейского поставщика фармацевтической продукции. На остальных 99-ти процентах предприятий производство ведётся с нарушениями, часто весьма грубыми, а это очень опасно. Причём это не наша оценка: все эти цифры – это данные самих этих стран. Эксперты из Китая и из Индии представили недавно эту статистику на международных конференциях в Европе. Так что цифры не наши, но им можно верить, они совпадают с нашими собственными оценками.
Если и не сами медикаменты, то лежащие в их основе биологически активные вещества нередко поступают в Европу с тех самых азиатских предприятий, что входят в эти 99 процентов. Для обозначения продукции таких фирм, где строгое соблюдение технологии производства не считается обязательным, европейские фармацевты используют понятие, позаимствованное у уходящего американского президента: тот в своё время назвал государства, поддерживающие терроризм, «странами-изгоями» – фармацевты по аналогии говорят о «фирмах-изгоях». В частности, тем самым они хотят провести границу между низкокачественными азиатскими лекарствами и подделками в прямом смысле этого слова, в которых необходимые ингредиенты вполне сознательно подменяются неизвестно чем. Впрочем, идёт ли речь о заведомой фальшивке или же о препарате, кое-как сварганенном за гроши в каком-то азиатском гараже, пациенту, по большому счёту, всё равно, – подчёркивает Крис Ольденхоф:
Пусть даже вещество чистое на 99 процентов, но естественно возникает вопрос, из чего состоит оставшийся 1 процент. Если примесь ядовита или, скажем, канцерогенна, это очень опасно. И это очень трудно обнаружить: ведь тот, кто принимает такой препарат, обычно не падает сразу как подкошенный. Однако качество препарата определяется не только химической чистотой его ингредиентов. Для азиатской продукции характерны и другие недостатки. Ну, скажем, если размер частиц биологически активного вещества слишком мал, оно быстрее чем нужно всасывается в кровь, а это ведёт к тому, что в крови образуется слишком высокая концентрация препарата.
Раньше, когда и поставщики сырья, и производители лекарств располагались недалеко друг от друга, в соседних странах или даже в одной и той же стране, проконтролировать соблюдение санитарных и технологических норм было несложно. Сегодня представителям европейских надзорных ведомств, чтобы нанести нежданный инспекционный визит на фирму, приходится совершать дальние авиа-перелёты. До сих пор проверке подверглись всего лишь 150 фирм, то есть около одного процента всех китайских и индийских фармацевтических предприятий, но результаты оказались пугающими: на 40 предприятиях были обнаружены столь вопиющие нарушения, что их сразу лишили лицензий на производство и поставку продукции. А на некоторые фирмы инспекторам и вовсе попасть не удалось, потому что те немедленно свернули производство и растворились в воздухе, исчезли. Крис Ольденхоф говорит:
Вывод очевиден: мы должны разрешать поставки ингредиентов для наших медикаментов только таким предприятиям, которые отвечают нашим критериям, а от продукции остальных 99-ти процентов азиатских фирм следует решительно отказаться.
Европейская фармацевтическая промышленность начинает осознавать, что поступила опрометчиво, погнавшись за дешевизной и перенеся почти всё производство ингредиентов в Азию. Во всяком случае, промышленность поддерживает инициативу, направленную на разработку и принятие нового нормативного документа Еврокомиссии, который предусматривал бы более жёсткие ограничения на импорт, а также более частые проверки азиатских поставщиков. Даст ли это желаемый результат, покажет время.
Между тем, Европа озабочена ещё одной проблемой, связанной с лекарствами: практически все они, вне зависимости от терапевтических свойств и качества изготовления, оказывают негативное воздействие на окружающую среду, причём не только в процессе производства, но и в результате потребления пациентами. Лекарственные препараты усваиваются не полностью, их ингредиенты в том или ином виде выводятся из организма, попадают в канализацию, а оттуда, несмотря на наличие очистных сооружений, всё же проникают в природные водоёмы и загрязняют грунтовые воды. Многие из этих субстанций обладают довольно значительной биологической активностью, а потому и в малых дозах оказывают ощутимое воздействие на экосистемы. Скажем, уже давно учёные указывают на опасный рост концентрации гормонов в сточных водах. Однако до сих пор не существует никаких нормативных документов, которые устанавливали бы предельно допустимое содержание лекарственных препаратов в сточных водах, и не предложено никаких концепций, направленных на снижение уровня загрязнения окружающей среды такими препаратами. Но вскоре ситуация, похоже, изменится. Эксперты сразу трёх отраслевых объединений Германии – специалисты в области химии водоёмов, технологии производства питьевой воды и очистки сточных вод – не просто потребовали активных действий от политиков, но и внесли ряд конкретных предложений. Томас Тернес (Thomas Ternes), сотрудник Федерального ведомства по изучению водоёмов в Кобленце, говорит:
Это рекомендации. Это советы, которые мы даём с научной точки зрения. Например, мы предлагаем ввести на упаковке специальную маркировку, своего рода знак качества, для экологичных медикаментов, то есть тех, что, попав в окружающую среду, быстро расщепляются, не образуя вредных соединений. А уж врачи, да и пациенты, смогут решать, какому именно препарату отдать предпочтение.
Разработанный экспертами проект документа содержит предложения по созданию ещё одной ступени очистки сточных вод. Мартин Йекель (Martin Jekel), профессор Технического университета в Берлине и председатель Воднохимического общества, поясняет:
Имеется достаточно исследований, которые показывают, что специальная очистка сточных вод позволит удалить из них весьма значительную часть лекарственных компонентов. Во-первых, озонированием, в результате чего молекулы этих субстанций расщепляются на более мелкие и уже лишённые биологической активности. Во-вторых, применением фильтров на основе активированного угля. Это всё стандартные технологии, используемые при производстве питьевой воды. Стоимость таких дополнительных систем очистки составит не более 5-ти, в крайнем случае, 10-ти евро в год на душу населения.
В целом же финансовые и трудовые затраты на создание таких систем были бы весьма значительными. Но это всё же лучше, чем введение запрета на некоторые медикаменты. А такой вариант исключить нельзя. Например, эта участь вполне может постичь диклофенак – биологически активное вещество, входящее в состав ряда противовоспалительных и болеутоляющих препаратов. Профессор Йекель говорит:
Диклофенак обратил на себя внимание тем, что он токсичен для рыб, он нарушает работу их почек. Этот же эффект наблюдается и у людей, он отмечен как одно из побочных действий диклофенака при его длительном приёме.
Считается, что концентрация в 0,1 микрограмма диклофенака на литр воды безвредна для обитателей водоёмов. Проблема лишь в том, что во многих водоёмах или их участках этот показатель значительно превышен:
В кругах специалистов обсуждается возможность ввести в нормативные документы Евросоюза этот показатель – 0,1 микрограмма на литр – в качестве предельно допустимой концентрации. Скорее всего, лет через 5-10 эта норма будет принята. И тогда нам придётся либо вовсе отказаться от диклофенака в фармакологии, либо строить новые каскады очистных сооружений.
Профессор Йекель и его коллеги считают необходимым уже сегодня принимать профилактические меры, тем более что одним диклофенаком проблема отнюдь не исчерпывается:
За минувшие 30 лет мы поняли, что лучше заранее позаботится о мерах безопасности, чем потом начинать лихорадочную охоту за каждым новым веществом, обнаруживаемом в водоёмах. Тем более что обнаруживаем мы новые вещества чуть ли не ежемесячно.
А теперь – совсем другая тема. Производство биодизеля – экологичного топлива из растительного сырья – наталкивается на серьёзные проблемы. Они связаны, во-первых, с нехваткой этого самого сырья, а во-вторых, – с технологическими сложностями. И вот теперь, похоже, наметился выход их тупика. Американский микробиолог Гари Строубел (Gary Strobel), профессор университета штата Монтана, обнаружил в джунглях Патагонии гриб, способный производить едва ли не готовое дизельное топливо непосредственно из растений. Собственно, искал-то учёный нечто совсем другое, а именно – новые антибиотики: многие грибы, живущие на деревьях, выделяют газы, обладающие антибактериальным действием. Поначалу профессор Строубел решил, что обнаружил именно такой гриб-антибиотик, но лабораторные исследования дали неожиданные результаты:
Когда мы проанализировали состав газа, выделяемого грибом, то очень удивились, поскольку обнаружили в нём 8 основных углеводородов, характерных для дизельного топлива. И эта смесь взрывоопасна.
Необычный гриб называется Gliocladium roseum. Он не паразит, а относится к так называемым эндофитам, то есть симбиотическим грибам, обитающим внутри растений – в данном случае, внутри эукрифии сердцелистной (Eucryphia cordifolia), вечнозелёного дерева родом из горных районов Чили. Впрочем, в лаборатории профессор Строубел выращивал этот гриб на разных питательных средах, что позволило выяснить, какие именно исходные вещества необходимы ему для производства горючего. Оказалось, что больше всего гриб любит овсяную муку, но способен расщеплять и целлюлозу. Гари Строубел говорит:
Именно это и делает открытие столь интересным. Ведь целлюлоза – самое распространённое в природе органическое вещество. На сельскохозяйственных площадях образуются тысячи и тысячи тонн целлюлозы, не находящие до сих пор никакого применения.
Понятно, что в дело идут те части растения, которые служат пищей для людей – например, зерно злаковых культур. Растение же целиком состоит из целлюлозы, а значит, все отходы сельхозпроизводства могут служить сырьём для получения горючего. Сегодня это, в основном, этанол, получаемый с помощью дрожжевых грибов, которые вызывают спиртовое брожение сахара. Однако такой способ производства биотоплива малоэффективен, – считает профессор Строубел:
Проблема этанола в том, что по энергосодержанию он значительно уступает другим углеводородам – например, этану. А этан составляет значительную часть того газа, который синтезируется нашим грибом. То есть в таком грибном горючем – я называю его "микотопливом" – содержится гораздо больше энергии в расчёте на молекулу вещества.
Конечно, в целом количество производимого грибом газа относительно невелико – во всяком случае, опасаться спонтанных взрывов в джунглях не приходится. А кроме того, гриб из Патагонии пока не так прост в обращении, как дрожжевые грибы или бактерии, давно изученные и широко используемые в биореакторах. Сын Гари Строубела – Скотт (Scott) Строубел, генетик Йельского университета, – пытается методами генной инженерии повысить, если можно так выразиться, "производительность" гриба:
Что мы делаем – мы берём соответствующие гены гриба и модифицируем их с таким расчётом, чтобы увеличить, так сказать, коэффициент их полезного действия. Или же мы переносим эти гены в другой организм, с которым легче иметь дело, – например, в бактерию Эшерихия коли (Escherichia coli) или в дрожжи.
Кстати, вполне возможно, что южноамериканский гриб не только уменьшит когда-нибудь в будущем зависимость человечества от нефти, но и внесёт коррективы в наши представления о её происхождении. Сегодня считается, что нефть возникла на протяжении многих миллионов лет из биомассы под воздействием высокого давления и высокой температуры. Профессор Строубел говорит:
Но теперь мы знаем пример микроорганизма, который способен проделать с биомассой практически то же самое. Так что возникает вопрос об участии микроорганизмов в процессе образования нефти.