Оперная дива Ирина Окнина: "Мне скучно, если певец просто прекрасно поет"

Наличием примадонн с русскими именами в труппах немецких (а также французских, бельгийских и так далее) опер никого сегодня не удивишь. Но это далеко не только следствие прозрачности границ. Это результат изменившейся технологии преподавания вокала в России. Если раньше русских певцов брали исключительно "за голос" и мучительно переучивали, то теперь молодые вокалисты из Москвы, Петербурга, Киева обладают еще и прекрасной школой певцов-актеров, которые и требуются для современной оперы.



Ирина Окнина "в консерваториях не обучалась". Она закончила ГИТИС, и лишь после этого пришла в оперную студию Галины Вишневской. Коронная роль Ирины – Катя Кабанова в одноименной опере Яначека. Благодаря этой партии, похоже, состоялся ее большой прорыв в Германии, где она живет уже более пяти лет.

Deutsche Welle: Ирина, ваш путь на оперную сцену был достаточно необычным: он прошел не через консерваторию, как обычно бывает, а через театральный институт...

Ирина Окнина: Да, и я счастлива, что это сложилось именно так. Актерская подготовка дает очень много. Вокальной технике можно научиться, если есть голос и голова на плечах. Я очень сильно чувствую разницу между собой и другими певцами. Мы иногда как будто на разных языках разговариваем.

- Когда прежде говорили о "певческом поединке", имелась в виду, прежде всего, конкуренция голосов. Сегодня современная оперная режиссура требует от исполнителя, чтобы он был не только певцом, исполнителем вокальной партии, но еще и актером, а иногда и эквилибристом или каскадером. Что вам в вашей работе требуется в большей степени: вокальные данные или актерские?

- Голос – это способ выражения, что-то вроде того, как художник владеет кистью и техникой рисунка. Все остальное – дело таланта. Так же и с пением: без голоса и вокальной техники никакое актерское искусство не поможет. Мне, например, скучно, если певец просто прекрасно поет. Для меня на сцене должна быть рассказана история, я должна забыть, что я слушаю оперу, я должна погрузиться в действие. А какая-нибудь "красивая нота", она только усиливает образ, способ передачи.

- Если мы вспомним хрестоматийный поединок Рената Тибальди - Мария Каллас, то это, наверное, как раз была заря "актерской оперы": "только голос" (Тибальди) против набора голос+харизма+актерский дар (Каллас)…

- Я думаю, что мы должны благодарить как раз Каллас и еще Федора Ивановича Шаляпина: именно они сломали представление об опере как о "театре, где только поют". Они создали единое искусство оперы...

- Еще Вагнер мечтал о "гезамткунстверке" (совокупном художественном произведении), где визуальное восприятие было бы не менее важно, чем музыка, где все служило бы единому, главному замыслу.

- Нельзя, нельзя делить! Некоторые не понимают этого. На самом деле вокалу только помогает, если ты в правильном образе находишься. Тогда находится и правильная краска. Но, конечно, если нет техники, грязная интонация или низко человек поет или у него голос теряется, актерством не спасешься.

- Вокальной технике вы учились у Галины Вишневской...

- Да, я после ГИТИСа поступила в ее оперную студию, которая тогда только что открылась. В течение двух лет мы очень интенсивно работали. В конце второго года я приехала в Бонн на прослушивание. И меня здесь взяли на роль Татьяны в "Евгении Онегине". Это была моя самая первая настоящая оперная роль, за которую мне заплатили гонорар...

- Неплохое начало! С тех пор вы живете и работаете в Бонне и, похоже, чувствуете себя здесь прекрасно: регулярные выходы на сцену, ведущие партии (по три - четыре в сезон). То есть - "условия, вплотную приближенные к идеальным"?

- Да, тут у меня идеальные условия для роста и наработки репертуара. Сам город – это отдельная тема...

- Что такое?

- Ну, я московский ребенок. В больших городах я себя поуверенней чувствую.

- Но сейчас вам начали поступать приглашения и из других городов...

- Да, я уже второй год пою в Лейпциге "Травиату". В Монпелье - "Манон Леско" Пуччини, я очень люблю эту оперу.

- Вы, конечно, знаете, что среди певцов распространено настороженное отношение к так называемой "режопере" ("режиссерской опере"). Говорят, что новые постановки – как рулетка: может, повезет....

- Это самый болезненный вопрос. Я уже сама думаю стать режиссером когда-нибудь, потому что очень много глупости и бездарности. Когда режиссер выносит на сцену свои психические и сексуальные болезни, я этого просто не могу пережить, а это происходит постоянно. Мне такое тут приходилось на сцене видеть!

- И лично пережить?

- Нет, слава богу. Бывало бездарно, но пошло – никогда. В опере все должно быть красиво и к месту. В очень многих постановках мне не хватает поэтизма. Я не вижу в оперной музыке места пошлости. Это может быть модерн, но это должно цеплять. Должна быть история, конфликт.

- Ирина, вам, как и всем нам, приходится "упаковывать" в одну жизнь очень много противоречивых вещей и стремлений: карьеру и семью, творчество и быт. Как вам это удается?

- Очень сложно. У меня двое сыновей: два года и десять. Муж до самого последнего времени жил в Москве, он – солист московской филармонии, тоже гастролировал по всему миру. Сейчас мы приняли решение "воссоединиться" в Бонне... Живем сегодняшним днем, не думаем про завтрашний...

- А между тем завтра в оперном театре Бонна идет спектакль "Катя Кабанова", в котором у вас – главная роль с лихим финалом.

- Да, в конце я прыгаю в воду. Катерина, как известно всем русским людям, бросается в Волгу. Но поскольку у нас Волги нет, я бросаюсь в такую дыру с водой. Она, конечно, не очень глубокая, но я в нее ныряю и там некоторое время остаюсь. Хорошо, если вода подогретая, а то бывала и холодная. Потом меня вытаскивают, а потом я лежу, мокрая и холодная, пока не опустится занавес.

- Непростое испытание.

- Да, непростое. Там есть такое отверстие, и я могу дышать. Я за это отверстие режиссеру очень признательна, так как сначала он задумывал, что под водой будет акваланг, и я, нырнув, должна буду его надевать каким-то образом.

- Существует ли для вас некая "красная линия", через которую вы никогда не сможете переступить? Что вы готовы и что не готовы сделать на сцене?

- Если того требует спектакль, я могу многое сделать, если я вижу необходимость. Например, повод раздеться для певицы я вижу только в роли Саломеи. Второй роли, которая этого требовала бы, я не вижу в мировом репертуаре.

И я никогда ничего не буду делать против бога: какой-то жест или что-то оскорбительное для религии. Пусть хоть контракт разрывают! Однажды мне пришлось в роли Маргариты выбрасывать мертвого ребенка. Это мне многого стоило. Но, к сожалению, так Маргарита это и делала в "Фаусте", это было в трагедии. Так что - пришлось.

Беседовала: Анастасия Рахманова
Редактор: Дарья Брянцева