Гергиев и Трифонов в Кельне

Начался концерт с ожидания. "Венцы" блистали пунктуальностью: ровно за пять секунд до означенного начала концерта музыканты знаменитого оркестра в своих не менее знаменитых белых жилетах заняли места за пюпитрами. Редко когда приходится видеть столько профессоров разных музыкальных дисциплин на одной сцене.

Дальше пошли минуты. Одна, две, три. Четыре. Пять. По залу прокатился смешок, все принялись рассказывать друг другу анекдоты про легендарную непунктуальность маэстро Гергиева ("а вот в прошлом году в Баден-Бадене..." или "а как-то в Петербурге") и обсуждать снежные заносы в Москве. "Венцы" сидели на сцене с непроницаемыми минами. На седьмой минуте предполагаемого концерта дирижер все-таки появился и, удостоив публику легкого кивка, с места в карьер дал такт к "Первой" симфонии Прокофьева, так сказать, манифестирующей "избирательное сродство" русской музыки и венской традиции (молодого Прокофьева, как известно, при написании "Классической" вдохновляли симфонии Гайдна).

Затем настала пора главного гвоздя программы: пианисту Даниилу Трифонову, победителю конкурса имени Чайковского и новому протеже Валерия Гергиева, предстоял дебют на кельнской сцене.

Трифонов

Тут позволю себе лирическое отступление. С Трифоновым я познакомилась чуть более трех лет назад, осенью 2008 года. Это был бледный, худой и неуклюжий семнадцатилетний юноша в вязаной кофте, как раз переходившей из стадии гнесинской муштры в стадию конкурсной обкатки. Шесть-восемь часов ежедневных занятий плюс четыре часа ежедневных поездок на городском транспорте (родители продали квартиру в Нижнем Новогороде, чтобы отвезти одаренного сына в Москву, и купили что-то одонокомнатное в Подмосковье).

В Гнесинку ему было ехать два часа в один конец: на автобусе, потом на электричке, потом на метро. Даниил утверждал, что это даже полезно: можно в уме по многу раз повторять каждое сочинение. Мы стояли на тротуаре напротив Гнесинки и минут двадцать ждали, пока проедет президентский кортеж. Даниил говорил, что любит романтическую музыку и что без музыки вообще не представляет себе жизни.

Словом, я была искренне рада увидеть на кельнской сцене повзрослевшего и похорошевшего, хоть и все еще застенчивого Даниила. Я рада за его преподавателей из Гнесинки. Это очередная блистательная победа их метода, и, конечно, за родителей Даниила. В сущности, что такое двадцать лет трудов и жертв, если речь идет о сбывшейся мечте жизни?

Первое отделение

Играл Даниил Первый фортепианный концерт Чайковского - номер столь же убийственный, сколь и бравурный, нещадно выставляющий напоказ все, что у исполнителя есть за душой. За душой у Даниила есть много искреннего юношеского романтизма, плюс отличная техника.

Больше всего молодой пианист блистал в бисовом вальсе Шопена, который по прозрачно-минорному настроению подходит ему куда лучше, чем Чайковский. Следует заметить, что оркестром и дирижером Трифонов в большой степени был брошен на произвол судьбы. Оркестр немного игнорировал дирижера (как это нередко бывает с "венцами", если им что-то не нравится), а дирижер особенно и не пытался с этой ситуацией бороться. Словом, концерт развивался в двух достаточно независимых плоскостях солиста и оркестра. Сложилась ситуация, о которой одна из преподавателей Гнесинки говаривала: "Скажите, где тут у вас имение, а где наводнение?" Чинные "венцы" в данной ситуации были имением, Трифонов – наводнением.

Второе отделение

Во втором отделении оркестр получил лишнюю возможность доказать, что он – не для этого репертуара, а данный дирижер – не для этого оркестра. Давно известно, что "венцы" не очень любят и не очень хорошо играют русский репертуар. Так, они буквально провалили Даниэля Баренбойма с "Евгением Онегиным" в одном из прошедших сезонов в Зальцбурге. На сей раз их жертвой стала сюита из "Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии" Римского-Корсакова. Оставалось лишь философски констатировать, что даже самая технически прекрасная форма пуста без чувства и содержания.

В качестве "Rausschmeisser" (дословно - "номера на вышвыривание"), как в Германии называют заключительный и, как правило, ударный номер программы, Гергиев и "венцы" сыграли "Озорные частушки" Щедрина. Сочинение это вполне удовлетворило публику с ее представлениями о современной России, а то, что ударник во фраке пополнил свой инструментарий деревянными ложками заставило улыбнуться даже насупившихся слушателей. Потом "венцы" сыграли на бис галоп Штрауса, и все разошлись домой вполне довольными.

Автор: Анастасия Буцко
Редактор: Дарья Брянцева