Максим Емельянычев: я играл на лестнице, и меня услышали
16 мая 2014 г.Месяц назад Максим Емельянычев, уроженец города Дзержинск Нижегородской области и студент Московской консерватории (класс Геннадия Рождественского), был удостоен индивидуальной "Золотой маски" с удивительной формулировкой: "За безупречное чувство стиля и упоение точностью в речитативах оперы Моцарта "Свадьба Фигаро". Не остался Максим незамеченным и в Европе: в первый уикэнд мая на сцене Кельнской оперы состоялся его немецкий дебют в качестве дирижера в опере Генделя "Тамерлан".
Запись "Тамерлана" уже опубликована престижным лейблом старинной музыки "Naive". Мы встретились с молодым дирижером в канун его дебюта на немецкой земле.
Deutsche Welle: Ну что, Максим, приехали покорять Европу?
Максим Емельянычев: Можно и так сказать.
- Вы показываете так называемую "полусценическую" версию - с элементами костюмов и действия, но без декораций. Есть мысль когда-то осуществить эту постановку в театральном плане?
- Сейчас во всем мире существует тенденция делать концертные или полуконцертные версии опер. В странах, где люди знают сюжет и знакомы с разными вариантами сценографии, полусценическое исполнение - хороший способ представить музыку, что называется, "в чистом виде".
- Как вы пришли к музыке барокко?
- Это очень интересный вопрос. В детстве я очень хотел быть дирижером и к этому последовательно шел. Потом начал заниматься фортепиано... Потом, после поступления в Московскую консерваторию, меня начала интересовать все больше и больше старинная музыка, я стал играть на клавесине и других исторических клавишных инструментах. А последние года четыре я еще играю на барочном корнете.
- Кажется, вы единственный корнетист в современной России.
- Один из двух, насколько я знаю. Мне нравится совмещать разные аспекты профессии музыканта.
- И все-таки: ваши личные вкусовые предпочтения находятся между, условно говоря, 1600-ым годом и…
-… и 2014-ым! Я все люблю и всем с интересом занимаюсь. Другой вопрос, что в каждом стиле нужно находить то, что тебе ближе.
- Скажите, а как вас заметили?
- Я играл на лестнице Московской консерватории на корнете. Мне кажется, духовики всех стран и времен всегда занимаются на лестнице. И меня услышали! Услышал Риккардо Минази, руководитель оркестра IlPomod'oro, с которым мы играем сегодня. Он приехал в Москву на концерт. И ангажировал меня в качестве клавесиниста, а потом и дирижера.
- Кстати, о Московской консерватории: есть ли у вас, как у уже делающего карьеру музыканта, ощущение, что вам "недодали" каких-то знаний, что следовало бы преподавать что-то еще?
- Консерватория – это такое место, где ты можешь учиться, а можешь не учиться. Удивительно, что люди не пользуются тем, что им предоставляют. Например, я учусь у Геннадия Николаевича Рождественского: каждый раз на его уроке двадцать-тридцать человек в маленьком классе. Потом, "конса" - это обширная культурная среда, в которой очень много событий происходит. Естественно, нужно искать, добиваться. Например, не бояться прорываться на концерты, уметь проходить мимо контроля, если что. Например, когда приезжал оркестр Венской филармонии с Баренбоймом (Daniel Barenboim), мы несколько часов отсиживались в туалете Большого зала, куда проникли задолго до концерта. Так что, будет, что вспомнить.
- Если бы была такая возможность, у кого из европейских музыкантов вы хотели бы еще поучиться?
- Мы до конца не понимаем, у кого мы учимся. Тот же самый Николаус де Арнонкур (Nicolaus Harnoncourt): какое влияние оказала на всех нас его книга "Мои современники"! Я только сейчас начинаю это осознавать, хотя прочитал уже давно. Мне кажется, надо быть открытым к самой разной информации. Например, к современной науке. Ведь, несмотря на весь наш аутентизм, живем-то мы в современном мире и мыслим современными скоростями.
- Вы - младший по возрасту дирижер, который когда-либо становился за пульт в Кельнской опере. Сколько вам было лет, когда вы впервые встали за пульт симфонического оркестра?
- 12 лет. Это был год, когда я начала заниматься дирижированием. Спасибо моим первым педагогам в Нижнем Новгороде: они понимали, что для дирижера самое главное практика.
- Страшно было поначалу?
- Куда страшнее самому играть на музыкальном инструменте, потому что ты сам отвечаешь за извлекаемые звуки. Месяц назад у меня был дебют на фортепиано с оркестром в Большом зале консерватории: я чуть не умер от страха. Дирижирование – это все-таки опосредованное влияние на звучание.
- Караян сравнивал управление симфоническим оркестром с пилотированием самолета: важно его правильно поднять в воздух и посадить, а "между взлетом и посадкой" музыканты и сами как-нибудь справятся.
- Есть по этому поводу и еще одна мудрость: если оркестр играет хорошо - это хороший оркестр, если оркестр играет плохо - это плохой дирижер. Это очень правильно!
- На момент своего появления 60 лет назад аутентизм был формой протеста против консервативного концертного истеблишмента, но и против общества, не желающего воспринимать ничего нового (или, в данном случае, забытого старого). Не кажется ли вам, что мода на барокко и старинную музыку в России в последнее десятилетие - это тоже своего рода форма протеста?
- Всплеск интереса к барокко связан с развитием у нас школы аутентичного исполнительства. А аутентичное исполнительство - это всего лишь желание играть старинную музыку "правильно", приближенно к тому, как она звучала, когда была написана. У этого направления я вижу большие перспективы развития, оно будет соединяться со множеством других идей. А протест - это дело политиков.
- А телевизор вы смотрите?
- Нет, телевидение не смотрю, если честно. Особенно в его экстремальных проявлениях.
- То есть, у вас есть потребность просто закрыть глаза на то, что происходит за пределами вашего мира?
- Я стараюсь не участвовать в том, что происходит в политике. Конечно, иногда политика на мою жизнь влияет: мне вот надо ехать скоро из Минска в Афины, и самая удобная пересадка в Киеве. И я вот думаю: покупать билет или нет? Но, думаю, полечу.
- Какая эпоха или какой стиль в искусстве вам наиболее близки?
- Могу назвать любимых композиторов: Моцарт, Рахманинов, Пуленк, Бах, Брамс. И Шуман, конечно же: вот сейчас проезжал на поезде мимо Рейна и вспоминал "Ich grolle nicht". Если бы меня спросили, какую музыку я выбрал бы, я бы сказал: "немецкую".